Федерико Феллини, Бернардино Дзаппони

Феллини - блокнот режиссера

По непостижимым причинам снятый для американской телекомпании Эн-Би-Си в 1969 году телефильм "Феллини -- блокнот режиссера" обычно отсутствует в фильмографии маэстро, хотя сценарий этой часовой ленты был опубликован болонским издательством "Капелли Эдитори" четверть века назад¹.

Авторский "Блокнот" представляет собой развернутую заявку-экспликацию другого замысла. Его драматургический принцип -- излюбленная режиссером "луковица": финал "Блокнота" -- 1969 год; фильм завершается зачином картины "Сатирикон Феллини", начальным монологом Энколпия, при том, что "Блокнот режиссера" с адаптацией романа Петрония связан лишь косвенно. Собственно древнеримские эпизоды телефильма скорее напоминают снятый тремя годами позже "Рим", в частности его новеллу "Метрополитен". Эпизоды с Марчелло Мастроянни восходят к "8 ¹/₂ " и "Сладкой жизни". А компактная новелла "Кабирия и Человек с мешком" является не вошедшим в окончательный монтаж эпизодом "Ночей Кабирии".

По этому поводу, хотя и в другой связи, Феллини писал: "Мои сценарии -- это всякие заметки, куда более важные, чем любой настоящий сценарий. Подлинная основа моей работы -- черновики, постоянно находящийся при мне чемоданчик, набитый фотографиями, газетными вырезками, образчиками материи -- памяткой о придуманном сюжете, а главное -- наброски диалогов, реплик, сценок. В общем, пестрая мешанина. Иной раз и хотелось бы опубликовать полный сценарий какого-нибудь фильма, но сидящий во мне дух разрушения не дает ничего сохранить, заставляет все выкидывать. Вот почему эти разнообразные "вещественные доказательства" собрать воедино совершенно невозможно, хотя, когда смотришь фильм, они проступают на экране, пусть даже не целиком, а как узнаваемые приметы образов"².

Такой приметой, настоятельно требовавшей визуального воплощения, должна была стать -- судя по сценарию "Блокнота" -- фигура виолончелиста, главного героя задуманного Феллини фильма под названием "Путешествие Дж.Масторны": он мечтал снять его на протяжении многих лет и считал едва ли не самым значительным из своих созданий. Рассказывал он об этом неснятом фильме и его герое часто и охотно:
"Кто знает, кто такой этот господин, его фамилия значится в телефонной книге Милана, которую я нарочно открыл наугад, чтобы найти фамилию для героя задуманного мною фильма, -- до того этот фильм я называл просто "Путешествие"...

Я очень много говорил об этом фильме. Регулярно, два-три раза в год, один приятель-журналист спрашивает меня, настал ли уже подходящий момент, поставлю ли я наконец этого благословенного "Масторну". Я отвечаю утвердительно, сам в это веря; в самом деле, как только я начинаю работать над очередным фильмом, передо мною вырастает этот властный призрак, словно требуя, чтобы я облек его в плоть, и каждый раз случается что-нибудь такое, что вновь низвергает его в глубочайшую бездну, где он покоится уже добрых два десятка лет и откуда удивительным образом продолжает слать мне потоки флюидов, радиоактивное излучение, которые питают все те мои фильмы, что я поставил вместо него.

Я уверен, что без "Масторны" в моем воображении не родился бы ни "Сатирикон" (или, во всяком случае, родился бы не таким, как я его поставил), ни "Казанова", ни даже "Город женщин". Также "И корабль плывет" и "Репетиция оркестра" в чем-то обязаны "Масторне". Но странное дело: несмотря на то что эта история так щедро отдавала свою кровь стольким другим моим фильмам, ее повествовательная структура чудесным образом пребывает в целости и сохранности, она нисколько не утратила ни своей силы, ни свежести и остается самой актуальной из всех историй, что я могу придумать. Я не в состоянии объяснить странную судьбу этого фильма: может, это даже и не фильм, а какая-то предпосылка, стимул, рассказик, служащий образцом для подражания. Может быть, его функция подобна той, что выполняют буксиры, выводящие из порта трансатлантиче- ские лайнеры; одним словом, это нечто родившееся не для того, чтобы быть сделанным, а чтобы дать мне возможность делать другое. Нечто вроде неистощимого творческого урана..."

Прервем цитату для того, чтобы напомнить, что исчерпывающие признания Феллини куда более ценны, чем наши собственные умозаключения по поводу фильма, которого никто из нас не видел. И, увы, не увидит. Потому-то исповедальные слова автора -- даже если допустить, что произносятся они не без лукавства, в момент всегда увлекавшей Феллини игры с самим собой, интервьюером и читателями, -- являются единственно возможной рецензией на несостоявшийся великий фильм великого мастера.

"Если же, -- читаем мы в этой авторецензии, -- я принялся бы болтать о "Масторне" и сказал бы, что это -- вновь путешествие, воображаемое, во сне или в мечтах, путешествие по памяти, по подавленному и отправленному в подсознание, по лабиринту, имеющему бесчисленное множество выходов и лишь один вход, и поэтому подлинная трудность состоит не в том, чтобы из него выйти, а в том, чтобы в него войти, и без стыда и совести продолжал бы сыпать дефинициями и изречениями, -- то не думаю, что сумел бы передать смысл этого фильма, который я сам меньше всех себе представляю. Это лишь намек на фильм, тень фильма, быть может, даже фильм, который я не сумею поставить"³.

Проект, к сожалению, так и остался нереализованным -- "Путешествие Дж.Масторны" Феллини снять не удалось. Вместо предполагавшегося фильма снимается совсем другая картина: "Феллини -- блокнот режиссера", вбирающая в себя разнородные впечатления, фрагменты снятых или снимаемых фильмов, встречи с друзьями и единомышленниками -- весь тот характерный феллиниевский калейдоскоп, на котором и замешана магия его кинематографа.

При всем этом публикуемый сценарий не есть надгробие "Масторны", хотя траурная тональность и определяет ряд его эпизодов, сопровождая тему героя-виолончелиста. Автор словно бы с необычайной готовностью и легкостью выбирается из-под императива гнетущего его замысла, бросаясь в привычную обстановку подготовки к съемкам. Именно здесь Феллини ощущает себя в своей стихии.

"Блокнот режиссера" интересен и как ценнейшее свидетельство творческого метода Феллини, воспринимавшего съемочный процесс как балаган и суматоху, ценившего непредсказуемость и игру. И -- чудаков, своих героев, чья "человечность избыточна, смешна и просто не может не волновать...".

Декорации фильма "Путешествие Дж.Масторны". Натура. День

Бескрайний загородный пейзаж, освещенный летним солнцем. Тишина нарушается лишь треском цикад. Вдали видны какие-то конструкции, но расстояние мешает четко их разглядеть.

Камера приближается. Теперь конструкции уже различимы. Это комплекс зданий, видом своим, однако, отличных от тех, что окружают площадь: мрачная готическая церковь, большие прямоугольные палаццо, образующие незавершенную ломаную перспективу.

На двери маленького деревянного строения болтается вывеска с надписью "Сторож".

Кругом полное запустение: заросли сорной травы, пустившей корни и в самих строениях; здания дворцов обесцветились, время и непогода пробили в их стенах бреши.

Некоторые декорации, полуразрушенные и искореженные, обнажили свои "внутренности"; каркасы и металлические остовы, которыми поддерживались стены из папье-маше, простираются в пустоту.

На площади, настил которой сильно попорчен, тут и там вспорот, установлен огромный фюзеляж самолета, также оплетенный геометрической паутиной железных крепов.

Через площадь неспешно проходит лошадь.

Этот загадочный, тревожный город в разрезе, к тому же полуразрушенный, представляет собой декорацию фильма "Путешествие Дж.Масторны", который Феллини не снял.

Г о л о с Ф е л л и н и. Эти странные, жуткие конструкции должны были возникнуть в начале фильма, который я хотел сделать, но так и не сделал. Назывался он "Путешествие Дж.Масторны". Его декорации, неиспользованные и заброшенные, так и остались на съемочной площадке в окрестностях Рима. На эту площадь должен был приземлиться самолет, из которого выходил герой фильма... мертвый виолончелист. Именно с этой площади он начинал свое путешествие по всему этому абсурдному, кошмарному ландшафту.

Не так давно я приехал, чтобы вновь повидать эти места. Теперь они мне показались куда красивей в своей безлюдности -- заброшенные, поросшие травой. Кто-то даже поселился в этих развалинах.

Среди мрачных зданий заметна группа хиппи. Рядом с площадью припаркована пара старых, убогих машин -- одна из них без колес, -- раскрашенных в яркие, веселые цвета.

Сидящий на переднем сиденье одной из машин хиппарь с сосредоточенным видом что-то бренчит на гитаре, его подруга молча ему внимает.

Девушка с выбеленным, лунатическим лицом и подведенными глазами до- стает из другого автомобиля походный рюкзак и, осмотревшись, пытается как-то понять, где она оказалась.

Пробираясь сквозь густой сушняк, другие хиппи идут по направлению к площади, чтобы воздать незнакомому пришельцу дань за вторжение. Кроткие, бессловесные, они, кажется, и не удивлены столь неожиданному визиту.

Г о л о с Ф е л л и н и. Привет! Добрый день! Вы что, тут живете?

Один из парней -- с длинными светлыми волосами до плеч, с бородкой под назарянина -- отвечает за своих товарищей.

П е р в ы й х и п п и. Да, вроде бы. Я остался тут сам по себе, как только увидел в здешних краях кафедральный собор -- жилье на добрую колонию. Мне по душе пришлась затея разбить тут лагерь.

Г о л о с Ф е л л и н и. А знаешь, тут снимался фильм...

П е р в ы й х и п п и. Знаю.

Вяло раскачиваясь, скрестив на затылке руки, второй хиппи, в ожерельях, с черной, как смоль, бородой, невозмутимо заявляет.

В т о р о й х и п п и. Сегодня утром мы празднуем бракосочетание. Под хор вольных сверчков...

Г о л о с Ф е л л и н и. Правда? А где же новобрачные?

В т о р о й х и п п и. Вон они.

Мальчик и девочка приближаются, осторожно пробираясь сквозь окружающие площадь густые заросли. Оба они в ярких туниках.

Третий хиппи, добродушного вида парень со спутанной шевелюрой и бородой, произносит принятые в их кругу слова брачного ритуала.

Х и п п и-б о р о д а ч. Женщина, что рядом с тобой, не твоя женщина. Мужчина, что рядом с тобой, не твой мужчина. Обещайте быть вместе до тех пор, пока живо ваше чувство друг к другу.

Г о л о с Ф е л л и н и. И как долго вы думаете тут пробыть?

Украшенный ожерельями хиппи непринужденно отвечает.

В т о р о й х и п п и. Пока не захотим, мы отсюда не уйдем. И машина наша без колес -- мы их продали.

Молодожены сидят на автомобильном сиденье. Они шутят и улыбаются друг другу.

Добродушный бородач обращается к Феллини, которого мы по-прежнему не видим.

Х и п п и-б о р о д а ч. Я написал стихотворение на обломках твоего фильма.

Г о л о с Ф е л л и н и. Как оно называется?

Х и п п и-б о р о д а ч. "Масторна-блюз".

Польщенный Феллини -- за кадром -- просит его почитать.

Хиппи принимается декламировать стихотворение. Сделав несколько шагов, он растягивается на скамейке и закрывает глаза. Он читает так, словно произносит заклинание, как бы взывая к тем местам, которым и посвящены его стихи.

Под звуки голоса хиппи обстановка начинает постепенно меняться. Все каким-то странным образом застывает, замирает в неподвижности: и сама эта странная площадь, и разбросанные по ней там и сям хиппи, и стены палаццо. Да и тихий, струящийся свет становится каким-то подобием землистого света ожидания.

Х и п п и-б о р о д а ч (читает).

Я живу в городе, что назван
Масторна, чей безумный сон
растекся по траве;
в бескрайнем городе, где
никто не живет, где никто
не любит, не работает,
не ненавидит, не умирает.
Здесь пригвожден аэроплан,
что не может взмыть,
а дровяные двери здешних лавок
никогда не растворяются.
Масторна -- город грустный и прекрасный
той красотой, что люблю я больше всего,
ибо она зовется Безумием.
Это город пыли и отбросов,
как и все прочее.
Я хочу умереть в Масторне
и быть погребенным в этой
Картонной церкви, куда не вхожи святоши.

Слышится звук приближающегося самолета.

Хиппи смотрят ввысь.

Внезапно занимается ветер, свищущий порывами в сушняке и в пустых зданиях.

Звук самолета становится все ближе и ближе.

Раздается оглушительный рев приземляющегося лайнера.

Звук его слабеет и замолкает.

Церковные шпили и контуры палаццо, черные и угрожающие, вырисовываются уже в контражуре.

Словно перед неминуемой грозой, небо заволакивается тучами.

Порывы ветра все усиливаются. Начинается снежная буря.

Становится почти совсем темно.

Мощный фюзеляж самолета ДС-8 по-прежнему прикован к земле металлическими крепами, однако теперь внутри его кабины пробиваются световые огни.

Молча, не двигаясь, хиппи разглядывают самолет.

Нечетко видимые в холодном, мокром снегу с ветром, в одном из иллюминаторов самолета едва различимы чей-то силуэт, какой-то профиль.

Доносится хриплый голос бортпроводницы.

Г о л о с б о р т п р о в о д н и ц ы. Прошу внимания. По техническим причинам мы вынуждены были совершить непредвиденную посадку.

Вырисовывается фигура какого-то человека в черной накидке, с чемоданом в одной руке и с футляром из-под виолончели -- в другой; человек с трудом движется сквозь метель.

Г о л о с Ф е л л и н и. Это Масторна, герой моего фильма, виолончелист... Все должно было начинаться именно так, этим удачным приземлением... на странной площади... из сна.

На какой-то миг фигура застывает.

Затем продвигается в глубь площади, к развалинам, в ночь.

В кругу света в центре площади стоит виолончель, на нее падает и падает снег. Слышится голос ведущего, который обращается к Феллини.

Г о л о с в е д у щ е г о. Синьор Феллини, вы так и не сделали "Путешествие Дж.Масторны"?

"Чинечитта". Натура. День

Феллини проходит по одной из аллей "Чинечитта", отвечая на вопросы ведущего, который завершал предыдущий эпизод. Он отвечает собеседнику, глядя в камеру.

Ф е л л и н и. Нет, еще нет, но я сделаю его, потому что это тот фильм, который я считаю самым главным. Я сделал все, чтобы мой персонаж обрел плоть... и вот... Часто у меня было ощущение, что я и на самом деле знаком с Масторной... но потом он снова ускользал от меня...

Неподалеку от старого производственного корпуса молодая блондинка делает знаки Феллини. Это скрипт-герл Марина Боратто.

Рядом с ней -- богатырь Гасперино, рабочий из операторской группы в команде Феллини.

Подошедший к ним, но остающийся за кадром Феллини приветствует Гасперино и представляет ведущему свою сотрудницу.

Г о л о с Ф е л л и н и. А, привет, Гасперино...

Г а с п е р и н о. Добрый день, дотто!..

Г о л о с Ф е л л и н и. Разрешите представить вам мою помощницу, синьорину Боратто.

Улыбаясь, Марина здоровается с ведущим.

М а р и н а. Как дела?

Г о л о с в е д у щ е г о. Здравствуйте, синьорина Боратто, счастлив познакомиться с вами!

Гасперино вынимает из кармана куртки ключ, вставляет его в замочную скважину и открывает дверь производственного корпуса.

Г а с п е р и н о. Ну что, дотто?.. Есть добрые новости? Будем мы делать этот фильм?

Производственный корпус "Чинечитта". Интерьер. День

Марина заводит Гасперино и Феллини внутрь помещения, где размещен весь материал по "Масторне".

Ф е л л и н и. Вот оно. Это кладбище Масторны, нечто вроде кладбища снов, кладбища замыслов. Смотрите, вот эскизы самолетов, башен, вот костюмы 20-х годов. Все это вызывает во мне странное ощущение, что-то похожее на угрызения совести. Словно на меня смотрят миллионы глаз и ждут...

Феллини направляется в большую полутемную комнату, украшенную целым набором запыленных вещей, собранных для фильма: в строгом порядке развешанные костюмы, модели самолетов, гигантские фотографии, груды зонтов, чемоданов, баулов, манекенов, эскизов.

Даже Марина осматривается здесь с любопытством, она подходит к длинному ряду вешалок с костюмами и, раздвинув их, внимательно рассматривает один. Затем берет эскиз с изображением площади и мрачных конструкций на ней, которые мы видели в начальном эпизоде, и рассматривает его вблизи. Феллини за кадром поясняет.

Г о л о с Ф е л л и н и. Это площадь, на которой приземлился самолет. Я хотел, чтобы было ощущение полной чуждости, эдакой немецкой площади. Для меня нет ничего более чужеродного, чем дух немецкого города...

Марина рассматривает другой эскиз, непохожий на первый, но такой же мрачный.

Феллини извлекает откуда-то курчавую голову юноши, сделанную из пластика.

М а р и н а (за кадром). А эта голова? Чья она?

Феллини вертит в руках безупречно сработанную голову.

Ф е л л и н и. Это голова самоубийцы. В фильме есть эпизод, в котором несколько человек кончают с собой, выбрасываясь из окна. Этот прыгнул головой вниз.

Феллини запускает механизм, устроенный внутри слепка и воспроизводящий рассечение черепа, -- из него брызжет белое вещество, имитирующее мозги.

Прикрывшись рукой, Марина с гримасой напускного отвращения прикасается к раскроенному черепу.

М а р и н а. Фи-и-и-и!..

Долгая панорама продолжает обзор огромного помещения, до отказа набитого реликвиями Масторны, а Феллини комментирует.

Г о л о с Ф е л л и н и. В данный момент Масторна еще не прибыл, но все готово к его приему... Ну, поглядим... Пока же я работал над новым проектом...

Колизей. Натура. Ночь

На фоне свинцового, грозового неба, в неверном закатном свете высится темная громада Колизея.

Г о л о с Ф е л л и н и. ... Другое путешествие... путешествие во времени...

Меж аркадами рассеивается призрачная желтая иллюминация.

Бесконечный поток уличного движения -- машины едут с зажженными фарами.

Панорама с высокой точки до полного погружения в черноту арены внутри самого Колизея.

Г о л о с в е д у щ е г о. Колизей. В этой преисподней Рима Феллини в краткие свободные часы наблюдал жизнь бродяг -- в поисках аналогий или различий между современным Римом и Римом эпохи Нерона. Новый фильм Феллини -- вольное переложение "Сатирикона", знаменитого романа Петрония. Автор романа в своих ночных блужданиях тоже часто приходил сюда и разглядывал древних предшественников мрачных обитателей этих мест, тех, кто и поныне населяет эти развалины.

Под аркадами движутся странные существа. Они бредут вдоль стен, внезапно забиваются в темные закоулки, едва заметив присутствие кинокамеры, в испуге прячутся за колоннами.

Это в большинстве своем особы мужского пола. Некоторые из них молоды. Проходя мимо, они выказывают нарочитое безразличие, на лицах многих -- дерзкое выражение звериной агрессивности.

У колонны торговка наполняет землей полиэтиленовые пакеты. Увидев нас, она объясняет.

С т а р у х а. Это прах...

Г о л о с Ф е л л и н и. И что с ним делать?

С т а р у х а. Я продаю его американским туристам, у меня его многие просят. Некоторые лечатся им от ревматизма... как настоем...

Старуха удаляется с пакетом в руке, в другой у нее -- лопатка, чтобы набрать очередную порцию земли.

Юноша со светлым пуловером, наброшенным на плечи, подходит к своему другу, стоящему у стены. Показывая на камеру, бросает.

П е р в ы й ю н о ш а. И чего эти тут шляются?..

Его друг, не оборачиваясь, отвечает.

В т о р о й ю н о ш а. Откуда я знаю! Целый вечер бродят тут со своими лампами. (Затем лениво оборачивается к камере и, сделав вопросительный жест рукой, добавляет.) Чего вам тут надо?

Мужчина с кривой улыбающейся физиономией -- паппа -- тщательно причесывает напомаженные волосы, ироническим тоном произносит в камеру.

П а п п а. Вы ищете фольклор, а здесь его и нет. (Продолжает за кадром.) Они вам тут нарасскажут всяких историй, эти воры, мошенники, трансвеститы. А вообще-то тут никого нет. Лучше б вам вернуться восвояси.

Г о л о с в е д у щ е г о. Любопытство Феллини и его группы, казалось, не было вознаграждено. Кое-кто из обитателей Колизея по-дружески дал им понять, что не стоит упорствовать, что персонажи, которых они ищут, -- литература, вымысел. Атмосфера же там была и вправду необычной. Какие-то тени копошились и шептались по углам. Этот огромный лабиринт казался населенным массой невидимых существ.

Какой-то синьор, всем своим видом отличающийся от остальных, в истерическом порыве оборачивается к Феллини.

Г о л о с Ф е л л и н и. Вы здесь каждый вечер бываете?

С и н ь о р. А вам-то какое дело до всего этого?

Застывшие там и сям тени. Порой они перемещаются с места на место под высокими сводами арок.

В нашу сторону смотрит дивной красоты мальчик хрупкого телосложения, брюнет. Он подходит к камере и жалобно протестует.

М а л ь ч и к-б р ю н е т. Я позову полицию!

Г о л о с Ф е л л и н и. Мне кажется, в этом нет нужды...

Г о л о с в е д у щ е г о. Этот молодой человек грозился вызвать полицию, если мы не уберемся.

М а л ь ч и к-б р ю н е т. Мне не кажется уместным ваше присутствие здесь... К чему вам надо их беспокоить?

Г о л о с Ф е л л и н и. Да где они сами-то?

Брюнет указывает в глубину кадра позади себя.

М а л ь ч и к-б р ю н е т. Откуда мне знать?.. Приглядитесь сами, вон там... А почему бы вам не вернуться в "Чинечитта"?.. Там их столько же...

Г о л о с в е д у щ е г о (подводящего итог). Этот ночной мир всеми способами защищает свою частную жизнь и встречает в штыки любого чужака.

В глубине, в луче света, стоит странная фигура -- длинные волосы, белое трико, красная рубашка. Человек как-то немотивированно двигается и смотрит в нашу сторону. Из своего угла он тщится исподтишка хоть на миг разглядеть женский силуэт в шубе.

Девушка в вечернем платье, возбужденная присутствием кинокамеры, подзывает подругу сомнительного вида с коротко остриженными волосами, которая, чтобы не быть узнанной, поворачивается к нам, зрителям, спиной.

Д е в у ш к а. Эй, иди сюда!.. (И комментирует уже для зрителей.) Вот глупая, а?!

Трансвестит с грубыми чертами выбеленного лица, в белом парике, с меховой накидкой на плечах, кривляется, с жуткими ужимками усаживаясь на ступеньку.

Т р а н с в е с т и т. Зачем меня снимать? Чего вам надо? Лучше оставьте меня...

Группа трансвеститов, броско одетых и увешанных украшениями, ходит взад-вперед, как шлюхи в казино, демонстрируя себя перед кинокамерой. Одновременно они протестуют, выставляются, защищаются, шутят и беспрерывно говорят.

В т о р о й т р а н с в е с т и т. Синьор режиссер, почему вы не наводите объектив на нас?

Девушка с короткими волосами по-прежнему подстегивает наше любопытство, закрывая рукой лицо, но уже с забавным, заговорщическим видом. Феллини ее подначивает.

Г о л о с Ф е л л и н и. Ты что-нибудь хочешь сказать? Да не прячься же!..

Т р е т и й т р а н с в е с т и т. Синьор Феллини, Альберто, Альбертоне хочет говорить. Он умеет имитировать.

Альбертоне с ярко подведенным лицом и разукрашенной головой похабно поводит языком, ничего не говоря.

Ч е т в е р т ы й т р а н с в е с т и т. Да что они все тут из себя актрис разыгрывают, я вот другое скажу... Есть тут одна с круглой мордашкой, болгарка она, да, кажется, она из Болгарии... никак не вспомню, как ее зовут...

Колизей с обратной стороны. Тут тихо и темно.

Лишь в маленьких галереях спят, растянувшись на земле, несколько бродяг: они кажутся тюками тряпья и ветоши.

Один-единственный посетитель бывает здесь каждую ночь. Это человек с мешком.

Это о нем говорит Джульетта Мазина в своем интервью.

Д ж у л ь е т т а. Это человек с мешком. Его тут все знают, потому что он всегда ходит с мешком за плечами, как... Дед Мороз.

И н т е р в ь ю е р. Санта-Клаус -- у американцев.

Д ж у л ь е т т а. Он носит с собой еду, одежду, теплые платки для бедняков, что живут тут в Колизее, под его сводами, в гротах.

И н т е р в ь ю е р. В гротах?.. И он всегда приходит именно в Колизей?

Человек с мешком останавливается у самого амфитеатра, склоняется над существом, замотанным в одеяло, кладет рядом с ним пакеты, бормочет ему слова утешения. Бедняга благодарно пожимает ему руку.

Д ж у л ь е т т а. Да... всегда ходит сюда... он приходит и приносит с собой сострадание, которого тут никогда не водилось, никогда...

И н т е р в ь ю е р (по-английски, объясняя американским зрителям фильма). Он приносит сострадание в эти места, куда сострадание никогда не доходило...

Человек с мешком отправляется дальше, неся помощь другим отверженным.

Д ж у л ь е т т а. Я его хорошо разглядела, этого человека с мешком, когда играла Кабирию... Вы помните фильм "Ночи Кабирии"? Я тоже была несчастным и отчаявшимся существом, и однажды я встретила человека с мешком. Но сцену вырезали из фильма, не знаю, почему... Ночью Кабирия, совсем одна...

Эпизод, не вошедший в фильм "Ночи Кабирии"

Развалины вблизи древней Аппиевой дороги. Натура. Ночь. Рассвет

С детским удивлением, но и с опаской Кабирия разглядывает человека лет сорока, среднего роста, одетого почти элегантно, который идет в сторону развалин и кричит.

Ч е л о в е к с м е ш к о м. Горджано! Горджано! Это я, иди сюда!

Человек зажигает фонарик и направляет луч света на бедняка, тот, сонный, приподнимается на его зов из глубины своей пещеры.

Ч е л о в е к с м е ш к о м (за кадром). Как поживаешь? Как дела?

Горджано выбирается из своей берлоги навстречу человеку с мешком, стоящему у входа.

Г о р д ж а н о. Ничего... Спасибо, синьор, ничего...

Ч е л о в е к с м е ш к о м. А Пьетро где? Спит?

Г о р д ж а н о. Его увезли в больницу два дня назад. Сказали, плохи его дела...

Ч е л о в е к с м е ш к о м (за кадром). Ну, а ты? Чего тебе хочется?

Г о р д ж а н о (плачущим тоном, с жалостью к самому себе). Чего хочется... Спасибо, синьор...

Человек с мешком наклоняется и протягивает Горджано одеяло.

Ч е л о в е к с м е ш к о м. Вот... Одеяло. Подойдет тебе? (Затем спрашивает о его товарище.) А в какую больницу увезли Пьетро?

Г о р д ж а н о (за кадром). В больницу "Фатебене-фрателли".

Ч е л о в е к с м е ш к о м. Ладно. Когда будет время, схожу навещу его.

В глубине кадра на фоне бараков у кольцевой дороги в утренней дымке человек с мешком направляется к своей машине.

Пораженная Кабирия, подойдя к берлоге Горджано, спрашивает у него.

К а б и р и я. Э, это кто? Он что, из благотворительной организации?

Не замечая ее, Горджано укладывает свои обмотки.

К а б и р и я. Эй, я тебе говорю!

Но тот продолжает складывать пожитки.

Кабирия смотрит в сторону человека с мешком и бежит догонять его.

К а б и р и я. Вам помочь?

Ч е л о в е к с м е ш к о м (не оборачиваясь). Нет, спасибо.

К а б и р и я. А куда вы теперь? Обратно в Рим?

Человек на минутку приостанавливается, чтобы поправить груз у себя за плечами.

Ч е л о в е к с м е ш к о м. Да.

Затем продолжает свой путь в сопровождении Кабирии.

К а б и р и я. А вы не прокатите меня в своей машине? А?

Не оборачиваясь, человек с мешком невозмутимо отвечает ей.

Ч е л о в е к с м е ш к о м. Ладно...

В автомобиле. Рассвет

Пикапчик едет с умеренной скоростью. За стеклами в серо-белесом свете занимающейся зари проплывают дома и храмы, стоящие вдоль дороги.

Человек ведет машину молча, сосредоточенно. Кабирия сидит рядом с ним. Она разглядывает его с хитроватой усмешкой и говорит.

К а б и р и я. Конечно, в Риме столько людей, которым грозит голодная смерть...

Человек ведет машину, не отвечая. На какое-то время Кабирия замолкает, смущенная, но потом снова отваживается.

К а б и р и я. А вы только ночами делаете вылазки?

Погруженный в свои мысли, он вежливо ей отвечает.

Ч е л о в е к с м е ш к о м. На всех, к сожалению, не хватает.

Смутившись, Кабирия смотрит на него.

Колизей. Форо романо. Натура. Ночь. Рассвет

Ночной план Колизея и медленная, долгая панорама с движения по руинам Форо романо в неверном свете зари.

Г о л о с Ф е л л и н и. Но бродяжничество среди этих развалин особого значения для меня не имело. Древние римляне остались в моем представлении точно такими же, какими я впервые увидел их в кино еще ребенком...

Итальянский провинциальный кинотеатр 30-х годов. Интерьер

На экране маленького провинциального кинозала показывают фильм о Древнем Риме. Разворачивающаяся перед нами сцена представляет колоннаду императорского дворца. Актеры одеты в белые, похожие на простыни туники; толстый слой грима превращает их лица в неправдоподобные, зловещие маски; играют они, следуя законам немого кино, с подчеркнутой напыщенностью, движутся же с чрезмерной быстротой.

Титры: "Остроприключенческий сюжет со стремительной интригой, дерзким умыслом; в сопровождении аккомпаниатора".

Прислонившись к колонне, молодой тучный император на языке пантомимы изображает жеманную веселость, алчно поглощая при этом виноградины, которые кладет ему в рот одна из куртизанок.

Двое неизвестных -- спинами к камере -- сначала направляются вперед, затем пятятся назад. Коварная императрица следует за ними явно "с дерзким умыслом", держа в руке высоко поднятый кинжал.

Заговор -- налицо.

Меж тем в задымленном партере кинозала с десяток мальчишек предаются своим забавам, они кричат и валтузят друг друга.

Из-за занавески выглядывают усы скрывающегося там вышибалы. Этот здоровяк наконец выскакивает из своего укрытия, хватает одного из мальчишек и на весу переносит его на другое место.

На экране император по-прежнему поглощает виноград.

Внезапно куртизанка оставляет его и присоединяется к группе заговорщиков, которых таинственным образом становится значительно больше. В двух шагах от ничего не ведающего императора они предаются какому-то взвинченному и немотивированному танцу. В последний момент, на пределе нервного напряжения, наемный убийца, охваченный ужасом, вдруг отказывается исполнить предназначенное. Императрица и заговорщики толкают его, наседают на него сзади, но тот уперся, как мул, и ничем его не сдвинуть.

Напряжение в зрительном зале нарастает. Служитель кинотеатра тщетно пытается рассадить беснующихся мальчишек. Супружеская пара, не замечающая этой катавасии, не отрываясь, следит за происходящим на экране.

Тем временем распря в стане нерешительных заговорщиков достигает такого накала, что даже император замечает неладное. Словно истеричная отроковица, властитель швыряет в предателей горсть винограда и в своем порхающем на бегу пеплосе пускается бежать, как заяц, преследуемый гончими.

Коварнейшая же императрица в последний момент спасает положение. Введя окружающих в курс своих вероломных намерений, она с хищным взглядом выходит из-за колонн. Пытается сделать вид, будто все спокойно, и направляется к мужу, который хватает ртом воздух и бежит от нее в поисках защиты. У колоннады императрица догоняет его, как любящая супруга, обнимает за плечи и уводит.

Чувствуя себя, наконец-то, в безопасности, император с облегчением вздыхает и, обернувшись, даже показывает язык своим врагам.

Но коварная супруга спешит. На миг она отвлекает императора, указывая ему на что-то лакомое за кадром. Император с нетерпением хлопает в ладоши, прислонясь к колонне. В этот самый момент императрица проворно всаживает ему в спину огромный кинжал.

Крупный план -- лицо императора в обрамлении жеманных кудряшек изображает тщетный крик изумления: "О!.."

Тучный император картинно плюхается -- глаза вытаращены, язык свешен набок, по телу проходит судорога агонии.

Из глубины кадра, мимо величественных колонн императрица и ее спутник спешат навстречу будущему триумфу.

В долгой панораме по клокочущему кинозалу камера фокусируется на мальчике в матроске, сидящем на коленях у отца.

В автомобиле. Окрестности древней Аппиевой дороги. Ночь

Крупно -- неподвижное лицо Джениуса, который дружески смотрит на Феллини, стоящего за кадром.

Г о л о с Ф е л л и н и. Профессор Джениус, ясновидящий, он очень проницателен, ему свойственна обостренная чувствительность. Сегодня вечером он установит контакт с присутствующими вокруг нас невидимыми существами. Вместе с автором сценария Бернардино Дзаппони мы совершим поездку по могилам древней Аппиевой дороги.

Лицо Джениуса, сидящего не переднем сиденье машины рядом с водителем, оживает. Автомобиль мчится по ночной Аппиевой дороге.

Д ж е н и у с. Как поживаешь, Федерико? В самом деле, ты хорошо выглядишь. Все та же голова римского императора, да-да!.. А кстати, этот молодой человек за рулем, куда он нас везет?

Ф е л л и н и (за кадром). Он нас везет по Аппиевой дороге. А ты, Джениус, говоришь по-английски?

Д ж е н и у с. Да, но мой английский очень плох, Федерико.

На заднем сиденье рядом с Феллини сидят Бернардино Дзаппони и Марина Боратто, скрипт-герл.

Ф е л л и н и. Скажи-ка, сколько раз ты видел настоящих древних римлян?

Джениус отвечает со свойственным ему хвастовством, явно преувеличивая.

Д ж е н и у с. Мм... Ну, много раз... Мне они совсем не нравятся. Очень грубый народ.

Д з а п п о н и. А можешь сказать, как они выглядят, во что одеты?

Д ж е н и у с. Ну, головы украшены розами, в ушах золотые серьги. Клоуны! Клянусь, никогда бы их к себе в дом не пригласил!

Д з а п п о н и. А в какой ситуации ты их видел, что они делали?

Д ж е н и у с. Они все время ковыряли то в носу, то в ушах. Правда, клянусь вам. Такие смешные типы...

Все смеются. Марина шутливо спрашивает.

М а р и н а. А кто-нибудь из них хоть немножко на меня походил?

Д ж е н и у с. Да, одна весталка, Лавиния.

Ф е л л и н и (за кадром). Ты изменил прическу?

Сняв шляпу, Джениус кокетливо поправляет челку.

Д ж е н и у с. Да, да, тебе нравится? Это называется "английский тупе". Сделался на десяток лет моложе!

В кадре -- водитель за рулем.

Ф е л л и н и (за кадром). Джениус, посмотрим, что ты умеешь. Поговори-ка с водителем.

Джениус поворачивается к водителю.

Д ж е н и у с (водителю). Я абсолютно уверен, что у вас связь с замужней женщиной. Разве это не так?

Водитель растерянно трясет головой.

В о д и т е л ь. Э... да.

Д ж е н и у с (за кадром). Думаешь, я хоть раз ошибся? (В кадре.) Когда-то... переведи, Федерико... я путешествовал по всему свету... (Джениус стягивает с себя огромный перстень.) Посмотри, посмотри на этот перстень...

Голос Феллини, который синхронно переводит слова Джениуса.

Ф е л л и н и (за кадром). Он говорит, что этот перстень ему подарил Джильи, знаменитый тенор. А тот, другой, -- Муссолини.

Джениус стягивает с пальца другой перстень.

Д з а п п о н и. Правда, ты был знаком с Муссолини?

М а р и н а (перебивая). О, он знал Муссолини?

Д ж е н и у с (явно важничая). Да, мы встречались несколько раз... Он мне часто звонил. Очень амбициозный был человек... очень. Я ему говорил, что его убьют. Да, правда, говорил, что он будет убит самым натуральным образом, как в трагедии.

Феллини заметил то место, которое искал, и показывает его другим.

Ф е л л и н и. Почему бы нам тут не остановиться? Да... Где мы?.. У могилы Цецилии Метелла?.. (Водителю.) Останови, останови машину.

Древняя Аппиева дорога. Натура. Ночь

Джениус в наброшенной на плечи куртке идет вдоль Аппиевой дороги между могилами и разрушенными колоннами, в руках у него прутик, с каким обычно ходят экстрасенсы.

Ф е л л и н и (за кадром). Прекрасный вечер, тебе не кажется, Джениус?

Тот опускается на колени и проводит рукой над землей.

Д ж е н и у с. Я ощущаю присутствие... Их много.

Ф е л л и н и (за кадром). Что, сильная вибрация?

Начинает накрапывать дождь.

Д ж е н и у с. Черт, дождь! Скажи моему секретарю, чтобы он принес мне зонт.

Секретарь подбегает с раскрытым зонтиком. Джениус на корточках продолжает обследовать землю.

С е к р е т а р ь. Вот ваш зонтик, маэстро. Сосредоточьтесь. На какой глубине, вы полагаете, они залегают?

Камера выкадровывает их двоих. Затем фокусируется на руинах.

Д ж е н и у с (за кадром). Где-то около двадцати метров.

С е к р е т а р ь (за кадром). И что, вы думаете, там есть?

Джениус теперь гладит камни руин. Местность пустынна. Возникает магическое ощущение остраненности.

Д ж е н и у с. Ощущаю кости... старые кости... возможно, зверей... даже, я сказал бы, львов...

С е к р е т а р ь (за кадром). Львов?

Д ж е н и у с. Да, львов.

С возбужденного медиума сваливаются куртка и шляпа. Он торопливо подзывает стоящую у машины Марину и подводит ее к руинам.

Д ж е н и у с. Марина! Марина, приблизься! Нужны твои флюиды. Ты весталка, девственница...

Марина следует за ним, улыбаясь, будто в чем-то уличенная.

М а р и н а. Но какая в этом нужда?

Джениус берет руки Марины в свои ладони, крепко сжимает, утыкается в них лбом, как бы понуждая стать проводниками ее таинственных флюидов.

Д ж е н и у с. Приблизься, ибо мне одному этого не сделать. Это очень опасно, после этого я теряю сознание, а у меня нет с собой камфары!..

Вступает голос Феллини, перекрывающий на какое-то время их диалог.

Г о л о с Ф е л л и н и. Тут необходим заряд флюидов, исходящих от девственницы.

Д ж е н и у с (продолжает). Приблизь лицо к моему лицу. Господи, насколько же ты разряжена!

М а р и н а (перебивая). И что я должна делать? Как это -- разряжена?

С е к р е т а р ь (за кадром). Прошу вас, синьорина, задавайте ему вопросы.

Джениус в возбуждении продолжает прижиматься к Марине.

Д ж е н и у с. Ты чересчур много занимаешься любовью. Слышишь?.. Я чувствую твою шишковидную железу... Спрашивай меня... ну, спрашивай же... как я страдаю!

М а р и н а. Но я не знаю, что я должна спрашивать. Что ты ощущаешь, скажи!

Д ж е н и у с. Я ощущаю трупы...

М а р и н а. Тр... Трупы?

Д ж е н и у с. Да, трупы...

Преклонив колени, он продолжает сжимать руки Марины.

М а р и н а (за кадром). Трупы -- чьи?

Д ж е н и у с. О господи, как же я стражду! Как же я стражду, господи!

Крупный план Марины.

М а р и н а. А теперь что ты чувствуешь? (Обращаясь к остальным.) И вы тоже у него спрашивайте!

Двое молодых людей из съемочной группы, опираясь на машину, наблюдают эту сцену с безразличным видом.

Участвуя в эксперименте, Марина испытывает смущение, вместе с тем она оживлена.

Д ж е н и у с (за кадром, в тревоге). Там сырость... словно погружаешься в воду...

М а р и н а. Сырость?

Д ж е н и у с (за кадром). Я вижу огромных черных угрей...

М а р и н а. Как это -- угрей? Каких черных угрей?

Д ж е н и у с. Глубина пять метров...

В недоумении Марина оборачивается к Феллини, стоящему за кадром.

М а р и н а. Федерико, что я должна делать?

Тяжело дыша, Джениус валится на землю.

Д ж е н и у с. Вилла... с прекрасным садом.

Он копошится, стоя на четвереньках, щупает землю. Он в трансе.

Д ж е н и у с (произнося слова по слогам). Вил-ла... До-зо-ли-на...

Секретарь с раскрытым зонтиком пытается сообщить присутствующим об открытиях маэстро, переводя его слова на английский.

С е к р е т а р ь (по-английски). Это семья патрициев.

Джениус по-прежнему лежит ничком.

Д ж е н и у с. Семья Флавиев.

С е к р е т а р ь (по-английски). Семья Флавиев.

Д ж е н и у с (за кадром). Восемь мужчин и три девушки.

С е к р е т а р ь (по-английски). Восемь мужчин и три девушки.

Д ж е н и у с (за кадром). Без глаз.

С е к р е т а р ь (по-английски). Без глаз.

Джениус по-прежнему лежит ничком.

Д ж е н и у с. Они ослеплены императором.

С е к р е т а р ь (по-английски). Они ослеплены императором.

Джениус с блуждающим взглядом поворачивается к присутствующим и торжественно произносит.

Д ж е н и у с. Вспять... еще более вспять... еще...

С е к р е т а р ь (за кадром, по-английски). Он говорит, что следует вспять, в прошлое... во времена Республики.

Руины глазами Джениуса, голая земля.

Д ж е н и у с (за кадром). Вот они!.. Три брата!..

С е к р е т а р ь (за кадром, по-английски). Он говорит о трех братьях, убитых в войнах с сабинянами.

Из глубины кадра выступают в тумане три фигуры, облаченные в тоги.

Бар "Метрополитана". Интерьер. День

Феллини и его группа входят в бар "Метрополитана", расположенный рядом со станцией метро.

Оператор приближается к худому, бледному господину, на вид интеллектуалу, наставляет на него объектив, выкадровывая его. Этот господин в беретике пьет чай у стойки.

Ф е л л и н и (за кадром). Добрый день, профессор, как поживаете?

П р о ф е с с о р. О, добрый день, а вы как?

Ручная камера попеременно фиксирует то Феллини, то профессора, то других участников, включающихся в действие.

Ф е л л и н и. Хорошо! Разрешите представить вам нашего оператора Паскуалино Де Сантиса. Беспокоиться не стоит, он все сделает наилучшим образом! Это Марина Боратто, наша скрипт-герл.

М а р и н а. Приветствую, профессор!

П р о ф е с с о р. Очень приятно.

Профессор пожимает Марине руку, возвращается к стойке, Феллини же тем временем его спрашивает.

Ф е л л и н и (за кадром). Вам не по душе сниматься? Допивайте пока свой чай, профессор!

Профессор быстро вытирает губы бумажной салфеткой, поправляет свой беретик.

П р о ф е с с о р. Нет, нет, не беспокойтесь, я готов. Что, уже можем идти?

Феллини и профессор направляются к метро, а оператор продолжает их снимать.

Ф е л л и н и. Вы знаете, профессор, я полагаю, что эта поездка в метро поможет мне найти необходимую атмосферу для моего фильма. Для меня метро... (Операторам.) Не снимайте меня со спины -- будет же видна моя плешь!.. Метро -- это те же катакомбы... (Крупный план профессора, кивающего на ходу головой в знак согласия.) Катакомбы, что залегают в самом чреве Рима... (Группа операторов и осветителей спускается вниз по лестнице, ведущей в метро, опережая Феллини с профессором.) С вашей помощью, профессор, я надеюсь обнаружить кое-какие вещи, которые мне будут очень полезны... (За кадром.) Вы так не думаете?

По стене скользят тени спускающихся вниз Феллини и профессора.

П р о ф е с с о р (за кадром). Конечно... Вы, разумеется, должны знать, что под этим метрополитеном залегают очень интересные для нас вещи... (На стене под сводом движутся тени Феллини и других участников.) Там покоятся следы того мира, который предшествует собственно Риму. Но эти следы залегают пластами, иначе, чем Афины или Коринф. (В кадре.) Здесь, к примеру, имеется четыре уровня залегания...

Пока профессор углубляется в свои объяснения, указывая Феллини на туннель метро, в кадре появляется группа людей на платформе.

Ф е л л и н и. Извините, профессор... четыре залегания?

П р о ф е с с о р. Да, четыре. Два сверху и два снизу...

Группа людей переминается на перроне в ожидании поезда.

П р о ф е с с о р (за кадром). А теперь, синьор Феллини, не угодно ли будет пройти на минутку вот сюда? Я хотел бы показать вам нечто, что я отметил, когда приехал в Рим в 1948 году...

Профессор направляется к стене туннеля и, наклонившись, указывает Феллини на какую-то определенную точку. Заинтересованные, члены группы приближаются к ним.

П р о ф е с с о р. Как вы видите, в этом месте плитки немного отделены...

Ф е л л и н и. Где? Покажите...

П р о ф е с с о р. Здесь. Видите?

Ф е л л и н и (оператору). Паскуалино, сними-ка крупным планом.

Оператор по указанию Феллини перемещается на нужное место. Склонившись у стены, профессор продолжает свои пояснения. Феллини и Марина слушают его.

П р о ф е с с о р. Видите, тут этот камень с характерными знаками-метками. Здесь различим туф. Ведь, как вам известно, туф в этих краях очень интересен сам по себе, поскольку имеет особые отличительные черты, которые делают его сразу узнаваемым.

Ф е л л и н и (перебивая). Смотрите в камеру.

Сам же вполголоса говорит с Мариной.

М а р и н а. А что он сказал о четырех залеганиях?

Ф е л л и н и. Два под нами и два сверху.

При звуках приближающегося поезда профессор оборачивается и смотрит в туннель...

Из глубины туннеля на скорости приближается поезд.

В поезде метро

В вагоне сидящий напротив Феллини профессор продолжает свой рассказ.

П р о ф е с с о р. В некоторых зонах обнаружено до семи залеганий различных цивилизаций -- и все в многочисленных проявлениях...

Сидящая позади него Марина перебивает.

М а р и н а. Сколько, до семи залеганий?

П р о ф е с с о р. До семи, дорогая моя...

Феллини и оператор рядом с ним поворачиваются к профессору.

Ф е л л и н и. Профессор, не могли бы вы говорить чуть громче? Шум поезда перекрывает ваш голос... И смотрите, пожалуйста, в объектив.

Профессор продолжает пояснения.

П р о ф е с с о р. Здесь был знаменитый домус Ауксилиа -- дом Ауксилия... Там -- форо Сегесто и термы императора Траяна, возведенные на античном храме Латоны... В данный момент мы проезжаем по некрополю Адриана, в котором было четыреста восемьдесят захоронений... В каждой могиле стояла ваза с пищей для мертвых -- хлеб и... Как это по-итальянски?.. Турецкий горох с волчьими бобами...

От изображения профессора в окне вагона камера перемещается на боковую панель поезда, идущего сквозь туннель.

П р о ф е с с о р (за кадром). Сейчас мы находимся под Сан-Паоло Фуори ле Мура, принадлежавшим английской церкви... еще до Реформации...

Ф е л л и н и (за кадром). В каком-то смысле это скорее путешествие во времени, чем в пространстве. Так и кажется, что мы путешествуем вспять...

П р о ф е с с о р. Да... так и есть...

Внезапно появляется вестибюль станции метро.

П р о ф е с с о р (за кадром). А сейчас мы, должно быть, под виллой Гальбы... Сейчас мы в самом центре города импер...

Профессор на миг теряет нить разговора: сквозь окно проплывает вывеска на латыни -- Викус Ципривс (Кипрская улица).

Проскочив вестибюль, поезд вновь оказывается в туннеле.

Профессор снова онемел.

Грохот локомотива, прерываемый гудками; по пути вдруг мелькает пара призраков древних римлян.

Даже Марина взволнована их появлением.

Профессор оборачивается к ней.

П р о ф е с с о р. Что происходит?

Состав выскакивает из туннеля на следующую станцию.

В призрачном свете неоновых ламп у перрона в ожидании поезда движутся странные персонажи, одетые в костюмы древних римлян.

Матроны в разноцветных туниках. Группа легионеров, устало опирающихся на щиты и копья или развалившихся на скамейках. Мужчины в тогах поднимаются по лестнице.

Профессор смотрит в вагонное окно, смущенный, растерянный.

Панорама крупных планов по череде персонажей, которые хором скандируют короткие латинские изречения:

- Жребий брошен!

- Истина в вине!

- Имеющий уши да услышит!

- Теперь надо пить!

- Карфаген должен быть разрушен!

- Ваде мекум!⁴

Поезд ныряет в туннель.

Силуэт машиниста в контражуре.

Профессор словно очнулся от сна. Обеспокоенный, он говорит Феллини.

П р о ф е с с о р. Если не возражаете, я на следующей станции выйду.

За кадром слышен довольный голос Феллини.

Ф е л л и н и. Разумеется... мы все выходим на следующей... Путешествие было очень интересным. Большое спасибо, профессор.

Древняя Аппиева дорога. Натура. День

Медленная съемка с движения по руинам Аппиевой дороги.

Г о л о с М а р и н ы. Всякий раз в поисках наиболее точной атмосферы своего нового фильма Федерико снова и снова везет нас на древнюю Аппиеву дорогу, где среди могил и призраков прошлого есть и живые, реальные призраки...

На камнях, широко расставив ноги, сидят несколько проституток; они рассеяны тут и там, словно элементы пейзажа.

Блондинка ограничивается тем, что смотрит на нас с улыбкой.

Худая брюнетка поспешно удаляется, протестуя против того, что ее снимают, и закрывая голову курткой.

М а р г о л и н а (на барийском диалекте). Ну чего вам всем надо, шли бы себе домой, к своим синьорам!..

Г о л о с М а р и н ы. Стоит приложить чуть-чуть фантазии, и эти проститутки из Чочарии и Болоньи с необычайной легкостью превращаются в их древних товарок, которые тоже часто посещали эти места... И если подойти поближе, то так и кажется, что слышишь их разговор на латыни...

Из дыма от костра внезапно появляется проститутка, одетая в платье древней римлянки. Приподняв одежды, она вихляет задом и скандирует изречения на латыни.

П р о с т и т у т к а. Сенаторы -- достойные мужи, сенат -- сборище черни! Добродетель -- в середине! Третьего не дано! Гаудеамус игитур!⁵

На дороге появляется грузовик. Останавливается, и из него доносится раскат грубого хохота.

Первая проститутка похабно высовывает язык.

Водитель и его спутники спрыгивают на землю.

Другие проститутки, одетые римлянками, хохочут, обнажаясь на ходу.

Парни с изумлением наблюдают за ними. Затем преображаются и они: теперь на них туники и латы римских легионеров.

Какое-то время они смущенно себя разглядывают, но вскоре от их нерешительности не остается и следа: со всей неудержимостью страсти они устремляются к женщинам.

Г о л о с М а р и н ы. Тут воистину происходит смешение прошлого с настоящим. Жаждущий любви шофер превращается в воина, алчущего добычи. Это какое-то помрачение ума... смещение по фазе...

С криками, воплями и смехом солдаты настигают проституток.

Некоторые женщины покорно отдаются натиску, другие шутливо отбиваются, плюются или строят презрительные гримасы, третьи же с яростным неистовством защищаются.

Вдоволь накуражившись над одной из шлюх, солдат, точно охотничья собака, припускается за другой.

Проститутка пытается сбить солдатскую прыть, выкрикивая на бегу.

П р о с т и т у т к а. Слабо! Слабо! Слабо!

Легионер наконец настигает проститутку, вскидывает на спину, но почти тотчас же под ее тяжестью грохается вместе с ней на землю.

Другому солдату удается подмять под себя женщину, которая продолжает яростно отбиваться от него кулаками.

Третий оказался более удачливым: скорчившись у надгробной стелы, он сжимает в объятиях проститутку, которая стонет от удовольствия.

Первый солдат наконец-то водрузил свою добычу на спину и уносит ее с видом триумфатора.

Один за другим мужчины возвращаются к своей машине. Они все еще в одеждах легионеров. Отпуская шуточки и хохоча, они забираются в кузов. Водитель бросает в сторону проституток.

В о д и т е л ь. Вот бляди!

Грузовик трогается с места, набирает скорость, удаляясь от проституток, которые кричат вслед ему свои проклятия.

Дорога к Порто Сан-Себастьяно. Натура. День

Ворота Сан-Себастьяно с точки зрения подвижной камеры, которая приближается и медленно застывает, фиксируя входную дверь виллы Мастроянни.

Г о л о с Ф е л л и н и. Знаете, кто живет тут, в самом начале Аппиевой дороги? Мой друг Марчелло Мастроянни... Нам всегда было в радость работать вместе. Нагрянем-ка к нему... Как-никак, он настоящий римлянин... со всеми достоинствами и недостатками древних римлян...

Сад виллы Мастроянни. Натура. День

Лицо Чезарино, секретаря Мастроянни, который церемонно приветствует Феллини.

Ч е з а р и н о. Дотторе! Какая честь... мы ждали вас!

Стоя рядом с оператором, Феллини отвечает на приветствие.

Ф е л л и н и. Чао!

Чезарино направляется к Мастроянни, стоящему в глубине сада.

Ч е з а р и н о. Дотторе, это синьор Феллини!

Мастроянни, стоящий с группой гостей, оборачивается, чтобы радушно приветствовать Феллини.

М а с т р о я н н и. Хэлло, Калаган! Один момент!

Феллини между тем со своей маленькой группой подходит к нему.

Ф е л л и н и. Чао, Марчеллино!

Ч е з а р и н о (на ходу обращаясь к членам съемочной группы). Не топчите траву! Теперь в шубе?

М а с т р о я н н и. Чезарино, давай же сюда шубу!

Чезарино показывает ему шубу.

Ч е з а р и н о. Эту?

В промежутках, пока его фотографируют -- Мастроянни снимается для рекламы -- Мастроянни рассеянно и с заметными паузами отвечает на вопросы американской журналистки.

Ж у р н а л и с т к а. Синьор Мастроянни, в чем отличие латинской женщины от нордической?

Мастроянни позирует, стоя рядом с манекенщицей.

М а с т р о я н н и. Не знаю... во многом... в запахе, например...

Журналистка смеется.

Феллини тем временем дает указания оператору.

Ж у р н а л и с т к а (за кадром). Может быть, латинская женщина больше мать, а нордическая, скорее, подруга?

М а с т р о я н н и. Да... именно...

В т о р а я ж у р н а л и с т к а. Какие десять книг вы взяли бы с собой на необитаемый остров?

Мастроянни пробует ответить.

М а с т р о я н н и. Э... на необитаемый остров?

Но фотограф его перебивает.

Ф о т о г р а ф (за кадром). Марчелло, извини, ты не мог бы надеть шубу? Пожалуйста.

М а с т р о я н н и. О да... (Обернувшись к секретарю, он бросает шутливую реплику на ломаном английском.) Сизерен, шубу!

Чезарино подходит с шубой и помогает актеру надеть ее, фотограф продолжает снимать.

М а с т р о я н н и (журналистке). На необитаемом острове, думаю, понадобились бы, скорее, пособия... Ну, как построить дом, как соорудить телеграф... вот такие вещи...

Ф е л л и н и (за кадром). Молодец, Марчелло! Ты говоришь на отличном английском!

М а с т р о я н н и. Ну, да... на ужасающем!

Феллини обходит сад в поисках места для съемки.

Вторая журналистка не оставляет свой вопрос.

В т о р а я ж у р н а л и с т к а. Возможно, он и прав... Но, кроме шуток, разве вы не взяли бы с собой "Дон Кихота", "Моби Дика", "Мадам Бовари", "Войну и мир", "Давида Копперфильда" или Библию?

Фотографы снимают Марчелло, который демонстрирует шубу, принимая различные позы.

П е р в ы й ф о т о г р а ф. А теперь, Марчелло, шляпу.

М а с т р о я н н и (журналистке). О да, именно Библию!

Фотограф выражает свое удовольствие, посылая Мастроянни воздушный поцелуй, и продолжает снимать.

П е р в ы й ф о т о г р а ф. Марчеллино!..

Мастроянни в шляпе из "8 ¹/₂" позирует с легкой скептической улыбкой.

В т о р о й ф о т о г р а ф (за кадром). Сделай-ка другое выражение лица... более мужественное...

М а с т р о я н н и. Мужественное...

В т о р о й ф о т о г р а ф (за кадром). Да, но одновременно и застенчивое...

М а с т р о я н н и. Мужественное и застенчивое...

В т о р о й ф о т о г р а ф (за кадром). Да, мужественное и застенчивое. Нет, это чересчур...

Мастроянни терпеливо пытается удовлетворить фотографа, который в конце концов щелкает.

В т о р о й ф о т о г р а ф. Потрясающе!

Чезарино отправляется за другими элегантными и даже рискованными одеяниями -- тут и вельветовые пальтишки, и шерстяные жакеты, и меховые шубы до полу. На ходу он выражает свой протест.

Ч е з а р и н о. Дайте же ему хотя бы поесть!.. (Костюмерша показывает ему жакет.) Нет, в этом он уже был.

Он берет пальто с меховым воротником и обращается к Марчелло.

Ч е з а р и н о. Это? (Подносит ему.)

Первая журналистка возобновляет атаку.

П е р в а я ж у р н а л и с т к а. Синьор Мастроянни, наши читатели хотели бы знать секрет вашей элегантности.

Мастроянни стоит рядом с манекенщицей.

М а с т р о я н н и. Какой элегантности?

Почти теряя терпение, он поворачивается к Чезарино, который наставляет его.

Ч е з а р и н о. Ты должен снять это пальто!

Ф о т о г р а ф (за кадром). Ты что, хочешь снять пальто именно сейчас?

Мастроянни возобновляет разговор с журналисткой.

М а с т р о я н н и. Элегантность? Что бы это значило? Я не понимаю...

В т о р а я ж у р н а л и с т к а. Вы правы. Секрет вашей элегантности определяется одним-единственным словом: простота.

Чезарино протягивает Мастроянни стакан воды.

Ч е з а р и н о. Выпей, Марче...

М а с т р о я н н и. А, спасибо. (Обернувшись к журналистке.) Простота, простота...

Мастроянни пьет и передает стакан манекенщице.

В т о р а я ж у р н а л и с т к а. Синьор Мастроянни, когда вы заметили, что безумно нравитесь женщинам?

М а с т р о я н н и. Ну, скажем, тогда, когда я заметил, что женщины нравятся мне самому.

П е р в а я ж у р н а л и с т к а. Но вы же самый знаменитый латинский герой-любовник!

Мастроянни усмехается.

М а с т р о я н н и. Мне несколько поднадоели все эти речи о латинском герое-любовнике... это слишком большая ответственность... В этом году уже тридцать лет, как я...

Говоря это, он подходит к другой манекенщице.

Фотографы продолжают щелкать, прыгая вокруг актера, словно обезьяны.

Журналистка продолжает талдычить свое про латинского героя-любовника.

П е р в а я ж у р н а л и с т к а. Но в любом случае это...

М а с т р о я н н и. Нет, хватит, это ровным счетом ничего не значит.

Экипированный во все кожаное, Марчелло направляется к бассейну и сталкивается там с Мариной -- она в купальном костюме.

М а р и н а. Синьор Мастроянни, можно мне окунуться?

М а с т р о я н н и. Ну, разумеется.

Марина ныряет в воду и плывет, а Мастроянни шутливо комментирует.

М а с т р о я н н и. Суперкласс! Классно!

П е р в а я ж у р н а л и с т к а (за кадром). Какой диеты вы придерживаетесь?

М а с т р о я н н и. Никакой особой диеты. Ем все что придется.

Марчелло подходит к Чезарино, который помогает ему снять кожаное пальто и облачиться в смокинг.

Ч е з а р и н о. Звонили Джина Лоллобриджида, София Лорен и Клаудия Кардинале. Перезвонят -- что мне им ответить?

Феллини стоит рядом с оператором, который снимает Мастроянни.

Чезарино поправляет на Марчелло пиджак, а гример промокает выступивший на его лице пот.

М а с т р о я н н и. А ничего. И не нужно врать, мне никто никогда не звонит... Слышишь, Федерико, друг мой, отныне и впредь я буду числиться латинским героем-любовником!..

Марчелло чокается с кем-то бокалом шампанского.

Феллини обращается к оператору Паскуалино Де Сантису, который смеется над словами Мастроянни..

Ф е л л и н и. Вот теперь снимай его... Да что ты вечно смеешься?.. Сними его анфас. (Шутя показывая на Марчелло.) Этого латинского героя-любовника!..

За кадром голос женщины-гида.

Г и д. Это вилла знаменитой кинозвезды Марчелло Мастроянни! (Голос гида прерывается сигналом клаксона.)

На звуке клаксона Мастроянни говорит.

М а с т р о я н н и. Вы слышите?.. Автобус с туристами.

Он отходит, а Чезарино комментирует.

Ч е з а р и н о. Вот так каждый день. Сначала их везут в Колизей, потом в катакомбы, а после они приезжают сюда. "Ма-стро-янни! Ма-стро-янни!" Приходится выставляться напоказ!

Марчелло с бокалом в руке намеревается взглянуть с террасы виллы вниз, кого-то уже приветствуя.

Г и д (за кадром). Сейчас вы видите героя "Сладкой жизни" -- Марчелло Мастроянни! (Возгласы туристов.)

Набитый туристами автобус -- с верхней точки.

Мастроянни отвечает на приветствия с бокалом в руке.

Длинная череда окошек, из которых высовываются пожилые американские туристки. Они издают вопли восхищения, посылают Марчелло воздушные поцелуи.

Улыбаясь, Марчелло принимает эту дань, в свою очередь посылая воздушные поцелуи почитательницам.

Феллини в задумчивости оглядывает Марчелло.

Г о л о с Ф е л л и н и. Его-то я и хотел взять на роль Масторны... (Со спины -- склонившийся у парапета террасы Марчелло.) Персонажа, которого я искал повсюду. В надежде, что Марчелло тут будет очень кстати, однажды мы сделали развернутую пробу...

Павильон студии "Чинечитта"

Ассистент оператора хлопает хлопушкой -- "чак!". На ней написано: "Проба Масторны".

А с с и с т е н т (за кадром). Проба Масторны один!

Камера медленно фокусируется на Марчелло, сидящем в глубине павильона и берущем отдельные аккорды на виолончели.

Ф е л л и н и (за кадром). Опусти голову пониже, Марчелло. Голову ниже... Вы замолчите там, сзади?!

Феллини у камеры руководит пробой.

Ф е л л и н и. Опусти голову... Стоп!

Марчелло сидит с запрокинутой назад головой, пока гример закапывает ему глазные капли.

Ф е л л и н и (за кадром). Закапай-ка ему капли в глаза. Почему у тебя все время красные глаза, Марчелло, в чем дело? (Марчелло все еще под конвоем гримеров и костюмеров.) И вот еще что, Марчелло... Поправь-ка усы -- смотри, они все время сползают. Марчелло, я хотел тебе сказать, что ты не должен играть на виолончели что ни попадя...

Марчелло с видимым нетерпением.

М а с т р о я н н и. Да, я понял.

Ф е л л и н и (за кадром). Ах, Марчелли, я хочу, чтоб ты сыграл...

Г о л о с (за кадром). Хочешь кофе, Марче?

Ф е л л и н и (за кадром). Он не хочет сейчас кофе! Ты ему хочешь дать кофе именно теперь?

Мастроянни выглядит отупевшим от суеты вокруг него, оттого, что ему не дают ни на миг передохнуть, да и от натиска Феллини.

М а с т р о я н н и. Я-то спокоен! Я только тебя не понимаю, Федерико... То надо играть так, то иначе... (Гримеру.) Погодите минутку...

Ф е л л и н и (за кадром). Ты должен передать растущее ощущение ужаса, как если бы вдруг...

Продолжая говорить с Феллини, Мастроянни снова перебирает струны на виолончели среди столпотворения людей, что снуют вокруг, готовя пробы.

Так и кажется, что вся группа водит хоровод вокруг актера и режиссера. Феллини теряет терпение.

Ф е л л и н и. Да замолчите вы там хоть на минутку!

Теперь он пробует надеть шляпу на голову Марчелло, потом, тотчас же меняя решение, снимает ее.

Ф е л л и н и. Нет, шляпа мне не нравится, лучше без шляпы... Если надеть шляпу после? Отложи-ка ее...

Он кружит вокруг актера, наклоняется, не зная, куда его поставить, выходит из кадра, продолжая давать пояснения о персонаже, при этом говорит, словно фантазируя...

Г о л о с Ф е л л и н и. Послушай, Марчелло, ты все время смотришь в объектив... Я тебе уже говорил, что самое главное -- это попытаться выразить чувство смятения оттого, что ты вдруг ощущаешь собственное предназначение... внезапно...

Его слова едва пробиваются сквозь гул и шум, которые стоят в павильоне.

Г о л о с Ф е л л и н и. ...Эта проба была крайне напряженной... Марчелло чувствовал, что я не в своей тарелке... его дезориентировала моя неуверенность... Были усы, парик, грим, но Масторны так и не было... Он по-прежнему скрывался... был неуловим...

Теперь Марчелло один в павильоне. Сидя за гримерным столиком, он говорит с Феллини, который где-то за кадром.

М а с т р о я н н и. Хорошо, я понял... Но когда я делал "Сладкую жизнь", разве я не был твоим персонажем? А в "8 ¹/₂" разве у меня не выходило?

Г о л о с Ф е л л и н и. Да, Марчелло, я знаю, но то были другие фильмы... и иные персонажи...

Сидя перед гримерным зеркалом, Марчелло, расстроенный, смиренный, продолжает говорить как бы про себя.

М а с т р о я н н и. Нет, Федерико... Это потому, что ты мне на этот раз не доверяешь... боишься, что ли, поверить, вдруг Масторна -- это я... Вдруг я окажусь Масторной...

Площадка перед бойней. Ночь. Рассвет

На площадке перед бойней с первыми лучами зари появляется машина с зажженными фарами.

Г о л о с в е д у щ е г о. Мы встретились в пять утра -- было еще темно, -- как воры-заговорщики... Сюда, на римскую бойню, в старое здание, возведенное в эпоху Пия IX, Феллини приехал в поисках терпкого вкуса крови, римской свирепости, жестокости -- того, что оказалось неистребимым на протяжении двух тысяч лет.

Автомобиль останавливается, черными силуэтами из него выходят члены съемочной группы. Выгружаются осветительные приборы, съемочная камера. Автомобиль отъезжает.

Мрачная и молчаливая, съемочная группа подходит к бойне.

Медленная панорама по огромному зданию, по сумрачному его контуру в неверном утреннем свете.

Раздается тревожный вой "скорой помощи".

Бойня. Интерьер. Рассвет

Кадры, что проходят в последовательности один за другим.

Темный коридор.

Поделенный на клети широкий загон под открытым небом.

Пустые, будто заброшенные, клети с открытыми дверцами.

Поминутно доносится леденящий душу вой скота.

Бесконечной длины внешняя стена здания -- она розового цвета, выщербленная.

Длинная пустынная арочная галерея.

Возникает ощущение, что это место пыток. Пространство освещено зловещим желтым светом. Белые стены вымазаны кровью. Вдоль потолка проходит двойная металлическая арматура черного цвета с подвешенными на ней крюками на роликах. На полу в строгом порядке стоят деревянные топчаны, отделенные один от другого ширмами.

Кое-кто из скотобойцев курит в молчаливом ожидании.

Пара рабочих заталкивают в клеть стадо свиней.

Забойщик приступает к своему делу -- он упирает пневматический молот в голову борова.

Потрошители в широких фартуках, окровавленных и грязных, затачивают огромные ножи, улыбаясь и отпуская шуточки перед кинокамерой.

На крюке роликового шкива проплывает подвешенная убитая свинья, которую подталкивает рабочий.

С этого плана начинается знакомство с некоторыми самыми знаменитыми персонажами Древнего Рима, чьи мраморные бюсты выставлены в музее Капитолия.

Изображения императоров, воинов, известных своей жестокостью матрон выступают из затемнения и, будто ожившие, выплывают на свет в ритме барабанного марша.

Этот своего рода краткий исторический экскурс завершается планом молодого погонщика на бойне, грубо кричащего в направлении не видимого нами стада свиней.

П о г о н щ и к. А-а-а-а-а! О-о-о-о-о-о!..

Мы снова под открытым небом неподалеку от загона.

Опирающийся на загородку клети сторож-здоровяк с плетью в руке оборачивается к окликающему его Феллини, что стоит за кадром.

Г о л о с Ф е л л и н и. Извините, вы не могли бы подойти на минутку?

Сторож подходит и останавливается перед камерой. На нем серая полотняная роба, наброшенная на плечи, из-под нее виден обнаженный торс.

Г о л о с Ф е л л и н и. Сдается мне, вы -- римлянин!..

С т о р о ж. Да.

Г о л о с Ф е л л и н и. И в каком поколении?

С т о р о ж. Думаю, в восьмом или девятом.

Ф е л л и н и. Вы снялись бы в фильме?

Сторож уже готов ответить, но его товарищ, такого же крупного телосложения, с маленькими глазками на мясистом лице, вклинивается с явной издевкой.

В т о р о й с т о р о ж. Что? Этот-то? Который тут присматривает?

Он скидывает с себя головной убор, подносит руку к лицу, словно демонстрируя себя перед Феллини, тогда как голос ведущего перекрывает его слова.

Г о л о с в е д у щ е г о. Это истинные римляне с их голосами, которые не спутаешь ни с чьими другими, с их характерным римским выговором, с присущими им грубыми шутками. Они благодушны и в своих обидах, и в оскорблениях. Чувства же свои они выражают довольно неуклюже.

Коренастый молодой брюнет в сетчатой майке на мускулистом теле подходит к сторожу со свиными глазками. Оба шутливо выставляются перед камерой, обнимая друг друга.

М о л о д о й б р ю н е т. Вот они мы! Близнецы Кесслер!

Кто-то смеется над ними.

Жгучая нафабренная брюнетка, типичная римлянка, в серой робе на плечах, выступает вперед.

Ж г у ч а я б р ю н е т к а. Я работаю в шкурной секции.

Ф е л л и н и (за кадром). В какой секции?

Ж г у ч а я б р ю н е т к а. Это очень ответственная секция.

Ф е л л и н и (за кадром). Ты не против того, чтобы сняться в кино?

Жгучая брюнетка отвечает отказом, но видно, что она просто набивает себе цену.

Ф е л л и н и (за кадром). Возьми ее чуть в профиль.

Улыбаясь, женщина встает в профиль к камере.

Ж г у ч а я б р ю н е т к а. Так хорошо?

Ф е л л и н и (за кадром). И с другой стороны.

Польщенная, она поворачивается другим боком.

Ж г у ч а я б р ю н е т к а. Ну, вот...

Цыган, торговец лошадьми, в шляпе и с фуляром вокруг шеи, появляется перед камерой и заявляет.

Ц ы г а н. Сейчас -- пожалуйста. А в субботу я не могу.

Марина расспрашивает высокого детину с бледным лицом, в светлой рубахе и записывает в блокнотик его данные.

М а р и н а. Как вас зовут?

Д е т и н а. Торквато Либеро. Тридцати одного года.

М а р и н а. Где вы живете?

Мужчина удивленно смотрит на Марину.

Д е т и н а. Здесь, в Риме. Где ж мне еще жить?

Переход на молодого человека в спецовке механика.

Ф е л л и н и (за кадром). А ты?

М о л о д о й ч е л о в е к. Нет, дотто, я из гаража.

Затем следует переход к тощему носатому типу с чубом, спадающим на глаза.

Ф е л л и н и (за кадром). А ты?

Тот не проявляет заинтересованности.

Т и п. Я работал с режиссером Пазолини.

Теперь мы видим руку Феллини, водружающего на голову очередного верзилы лавровый венок, который подает ему реквизитор.

Ф е л л и н и (за кадром). Проба... Дайте-ка мне венок... Попробуем вот так... Да, он ему весьма подходит. Примерим-ка на другого. (Он надевает следующий венок на голову детине, которого расспрашивала Марина.) Вот так... Смотрите сюда... Не жмет, не больно? Посмотрите-ка вот сюда... Слегка улыбнитесь... Встань-ка поближе к нему.

Детина подходит к своему напарнику. Оба они в смущении рассматривают друг друга, разражаясь затем смехом и шутливо шпыняя один другого.

Светлые, забрызганные кровью рубахи едва прикрывают дряблые торсы великанов.

Их товарищ за кадром комментирует.

Г о л о с. Дайте-ка им, дотто, по пол-лимона в рот!..

Сквозь голоса доносятся мычание и ржание скота.

Ф е л л и н и (за кадром). Нет у меня сейчас лимона.

Руки Феллини в кадре снимают венок с головы более высокого детины и водружают на его товарища, у которого на голове уже сидит один венок.

Феллини обращается к тем двоим, близнецам Кесслер.

Ф е л л и н и (за кадром). А теперь вы оба покажите-ка нам, что вам всегда сподручно было ходить в туниках и орудовать латами. (Тому же, с двумя венками на голове, говорит.) А ты смотри в аппарат, вот сюда...

Сторож со свиным лицом и молодой человек в сетчатой майке в восторге от задания Феллини и принимаются пинать и тузить друг друга.

М о л о д о й ч е л о в е к. А вот так, а?..

С т о р о ж. Мы справим все, дотто, как надо... Императоры, гладиаторы...

М о л о д о й ч е л о в е к. ...кабаны, львы... Все до единого!

Оба делают вид, что норовят ударить один другого головой в живот.

С т о р о ж. Мы и головами можем! Вот! Вот!

М о л о д о й ч е л о в е к. А вот так не желаете?

Молодой погонщик, которого мы видели вначале, когда он грубо смеялся, вмиг появляется тут, а продолжающие свою битву сторож и его напарник теперь облачены в костюмы гладиаторов -- они в шлемах и в латах, со щитами и копьями, с боевыми сетями. Неумелые, они стараются изо всех сил, словно поединок разыгрывается всерьез, с криками кидаются друг на друга, раздавая беспорядочные тычки и изображая смертоносные удары.

Ф е л л и н и (за кадром). Набрось на него сеть!

От разъяренных гладиаторов камера переходит к жгучей брюнетке, преобразившейся в ослепительную римскую матрону, что как безумная раззадоривает воинов.

Ж г у ч а я б р ю н е т к а. Убей его! Убей! Убей!

Марина подходит к первому выбранному Феллини сторожу.

М а р и н а. Это он, Федерико?

Ф е л л и н и (за кадром). Да...

Она приглашает сторожа следовать за ней.

М а р и н а. Проходите, проходите, не бойтесь.

Ф е л л и н и (за кадром). Отведи его в гримерную, хочу посмотреть, что выйдет...

Он сам сопровождает парня, усаживает за гримерный столик.

Ф е л л и н и (за кадром). А, здесь к тому же замечательная актриса Катерина Боратто, мать нашей скрипт-герл...

Сидящая в гримерной Катерина Боратто улыбается Феллини, который за кадром направляется к ней вместе с кинокамерой.

Г о л о с Ф е л л и н и. Привет, прекрасная Катерина! Как поживаешь?

К а т е р и н а. Чао... чао... Хорошо, Федерико. А ты? У тебя все в порядке?

Г о л о с Ф е л л и н и. Ты специально к нам приехала, а? Замечательно, замечательно...

Марина целуется с матерью.

К а т е р и н а. Чао, Марина.

Ф е л л и н и (за кадром). Послушай, Катерина, ты говоришь по-английски?

Катерина продолжает говорить, глядя в камеру.

К а т е р и н а. Можно попробовать... Я только что оттуда, с бойни, и клянусь, что больше не буду есть мясо... Клянусь!..

Ф е л л и н и (за кадром). А вот мне всегда хотелось подметить тень жестокости в твоих глазах...

К а т е р и н а. Правда?

Ф е л л и н и (за кадром). Я думаю, Катерина, ты была бы великолепна в роли женщины необузданной жестокости... с чудовищными, садистскими повадками...

К а т е р и н а. Мммм...

Сражение гладиаторов в разгаре. Слышно их тяжелое дыхание, движения их не вполне убедительны, лица исполосованы красным анилином, имитирующим кровь.

Феллини за кадром подстегивает их к большей жестокости.

Г о л о с Ф е л л и н и. Вот так! Врежь ему!.. Не бойтесь, мечи все до одного тупые.

С т о р о ж -- г л а д и а т о р (за кадром). Да уж какой тут страх!.. Я не хуже самого Спартака!.. (Напарнику.) Иди-ка ко мне... Ну, иди же ко мне! Стакнемся!

Вокруг дерущихся прыгает молодой погонщик, сгибаясь пополам от истерического смеха.

Здесь также и Катерина, ставшая уже римской императрицей, в желтой тунике, со свирепым челом, обрамленным прядями волос, с вытаращенными глазами, что мечут взгляды, алчущие крови.

За кадром Феллини дает указания Катерине и гладиаторам, одновременно отдавая распоряжения оператору. Говорит он при этом быстро и нервно.

Г о л о с Ф е л л и н и. Вот, Катерина, смотри так... смотри... высунь язык... смотри, смотри сюда, Катерина...

Прищурив глаза, Катерина проводит языком по губам.

Ф е л л и н и (оператору). Подойди ближе... подойди ближе!..

Крупным планом камера фиксирует гладиаторов, следя за их резкими, стремительными движениями.

Ф е л л и н и (гладиаторам). Не ставь ему подножки... (Оператору.) Подойди ближе, еще ближе... Захвати того и другого, Паскуалино, веди камерой с одного на другого...

Проезд на Катерину, слышно, как Феллини дает ей указания.

С т о р о ж -- г л а д и а т о р (вступая). Что ты делаешь, отпусти! Не трожь!.. Отстань, отстань же!.. С тебя, негодяя, и убить станется...

Г о л о с Ф е л л и н и. Вот, вставай, Катерина, поднимайся, вот так... Более свирепо!..

Катерина поднимается в рост, взгляд у нее -- устрашающий.

Сторож-гладиатор повержен на землю, он тяжело дышит, хрипит, над ним навис меч его противника.

М о л о д о й г л а д и а т о р (за кадром). А теперь что мне делать? Взаправду его убить, что ли?

Г о л о с Ф е л л и н и. Я скажу тебе, я скажу тебе... Катерина, оттопырь большой палец вниз... Лицо еще свирепей, еще неумолимей...

Катерина медленно переворачивает ладонь большим пальцем вниз. Гладиатор наносит смертельный удар тому, кто за кадром.

М о л о д о й г л а д и а т о р. Умри, собака!

От молодого гладиатора камера переходит к погонщику и его напарнику в светлой рубахе, что покатывались со смеху.

Г о л о с Ф е л л и н и. Более чувственно... Вот так... как будто ты сама испытываешь наслаждение от крови.

Катерина изображает кровожадный экстаз: медленно качает головой, прикрыв глаза, на устах ее играет улыбка.

С т о р о ж -- г л а д и а т о р. Ну, теперь черед твоей смерти!

М о л о д о й г л а д и а т о р (за кадром). Да чего тебе от меня надо?

Г о л о с Ф е л л и н и. В чем дело? Что он сделал?

Сторож-гладиатор, лежа на земле, прикасается к своему уху, с удивлением смотрит на окровавленную руку, затем поднимается, бросая на своего приятеля-недруга взгляд, исполненный на сей раз неподдельной ярости.

С т о р о ж-г л а д и а т о р. Он и вправду меня убил!..

Пока раненый гладиатор, поднимаясь на ноги, по-прежнему с выражением детской обиды на лице, ощупывает свое ухо, вступает голос ведущего.

Г о л о с в е д у щ е г о. Знаете, что случилось? По совершенной случайности один из этих гладиаторов в ярости задел ухо другого... Тогда-то здоровенный детина, римский гладиатор, принялся хныкать, как ребенок...

Все собираются вокруг несчастного гладиатора, кто-то трогает его ухо, кто-то в общем замешательстве говорит свое, кто-то смеется.

Г о л о с Ф е л л и н и. Уверяю тебя, он это сделал не нарочно...

С т о р о ж -- г л а д и а т о р (напарнику). Ах!.. Ох!.. Будь ты проклят!..

Ф е л л и н и (за кадром, обращаясь к кому-то). Принесите немного спиртного!..

С т о р о ж -- г л а д и а т о р (напарнику). Вот если б ты мне в глаз попал... я бы тебя тогда уделал...

М о л о д о й г л а д и а т о р (за кадром, смеясь). Ну, сделай меня одноглазым!

С т о р о ж -- г л а д и а т о р. Ты дашь мне выпить или нет?

Конфликт сам собой рассосался. Шутя, все расходятся.

М о л о д о й г л а д и а т о р. Это мне еще доктор говорил! (Смеется.)

Ф е л л и н и (за кадром). Это я тебе говорю!..

Раненый гладиатор с хмурым видом оглядывается под шутки и смех товарищей.

Камера снимает его крупным планом, кто-то дезинфицирует ему ухо.

Катерина и Марина прогуливаются вдвоем вдоль загона. Марина что-то записывает себе в блокнотик. Следом за Катериной идет портниха, на ходу подшивая край накидки, что наброшена поверх туники.

Помощник оператора с лесенкой на спине проходит перед камерой.

Приближаясь, камера застывает на статисте в черной тунике, который поглощает свой съемочный паек, сидя на земле напротив загона. У него большое фиолетовое родимое пятно на лице. Феллини за кадром его спрашивает.

Г о л о с Ф е л л и н и. Вкусно? Что там было?

Г о л о с в е д у щ е г о. По убеждению Феллини, это именно те лица, которые годятся для ролей гладиаторов, рабов, вольноотпущенников... Да, определенно, некоторые из этих мясников, этих не знающих жалости молодых парней, что забивают ежедневно свиней и быков, станут императорами и сенаторами в следующем его фильме...

Отблески гримерного зеркальца в кадре. Феллини дает пояснения гримеру, который накладывает последние штрихи на выкрашенное в красный цвет лицо первого сторожа.

Камера фиксирует сидящего рядом здоровяка, что примерял один из лавровых венков, того самого, с могучим обнаженным торсом и бледным лицом.

Ф е л л и н и (за кадром). Вот вместо того прекрасно подходит этот -- гипсово-белого цвета... чисто маццарелла... Мы сделаем из тебя императора Коммода!

Держа руки на коленях, здоровяк сидит неподвижно, спокойно и индифферентно глядя в камеру.

Опустившись на колени, Марина с блокнотиком в руке что-то объясняет кому-то из съемочной группы.

Ф е л л и н и (за кадром). Катерина, лодыжка больше не болит? (Ассистент оператора с камерой на плече выступает вперед, пока его черный объектив не заполняет собою весь кадр.) Шторка!

Офис Феллини в "Чинечитта". Интерьер. День

Женщина средних лет типа "буфф" в броском одеянии рассуждает сама с собой у доски, увешанной фотографиями актеров, показывая то на одну, то на другую. Это Лина Альберти.

Л и н а. И эту знаю... и эту, да!.. Как же, мы с ней столько раз виделись... можно сказать... всегда...

Голос ведущего перекрывает голос Лины, которая изучает уже другую доску.

Г о л о с в е д у щ е г о. Сейчас мы в офисе Феллини, где самые разные люди предлагают себя в надежде получить роль. Эта синьора утверждает, что Феллини никогда не сделать хороший фильм, если он и впредь будет снимать лица стариков. Сейчас она читает одно из своих творений под названием "Молния -- это автограф Бога".

Сидящая за письменным столом с книгой в руке Лина берется декламировать собственное стихотворение с напыщенной комической жестикуляцией.

Л и н а. ...Я шла против ветра недаром, и все же я спрашиваю: ведь на ярком экране свою роль я играла, день известности стоил месяца неудовлетворенности -- так гибкий кустарник в молчании являл собою меж утесов божественную волю...

Ф е л л и н и (за кадром, перебивая ее). Хватит... Э-э-э... Мне не нравится...

Смущенная Лина упирается взглядом в Феллини и, как бы соглашаясь с вердиктом, говорит.

Л и н а. Вам не нравится...

Синьор робкого вида приветствует стоящего всю сцену за кадром Феллини, садится, надевает очки и принимается читать газету.

Г о л о с в е д у щ е г о. "Я хотел бы прочесть, синьор Феллини, -- говорит этот господин, -- потому что я ливанец", -- и вправду начинает читать газету...

С ливанца -- переход на дверь офиса, в которую кто-то беспрестанно стучит.

Ф е л л и н и (за кадром). Марина, кто там?

В дверь просовывается маленькая головка какой-то пегой женщины, затем ее рука с фотографией.

С и н ь о р а. Вы позволите, ведь я ее уже послала...

Понятно, что чьи-то руки тянут синьору назад, и она скрывается за дверью...

Ф е л л и н и (за кадром). Кто там? Что там происходит?

Женщина появляется снова, теперь ей удается войти в дверь, она протягивает фотографию.

С и н ь о р а. Извините меня, синьор Феллини, посмотрите...

Ф е л л и н и (за кадром). Что это?

С и н ь о р а. Я хотела показать вам это фото...

Г о л о с в е д у щ е г о (вступает женский голос). "Я портниха, -- говорит эта синьора, -- но я всегда думала, что мое истинное призвание -- это осчастливить публику после трудового дня... (В кадре -- руки Феллини, которые постукивают о стол фотографией, переданной синьорой в корсете и черных чулках.) Знаете, я немного занималась кино, работала машинисткой у продюсера, правда, через два дня меня уволили, потому что у меня искривление в пальцах и я постоянно путала клавиши"...

Карточка помещается в картотеку вместе с другими фотографиями.

Синьора демонстрирует свои пальцы.

С и н ь о р а. Хотя я попадала по клавишам... но, к сожалению, сбивалась... Вот потому-то...

Ливанец продолжает читать вслух газету.

Л и в а н е ц. "Революции, интриги двора, похищение детей. Отчаявшийся народ желал бы, чтобы я вернулся на трон в собственную страну"... Но она очень далеко, синьор Феллини. А у меня нет денег на билет. Поэтому не могли бы вы ради моей родины помочь мне?

За конторкой теперь сидит худышка с щербатыми зубами, с такими же, как мы видели у проституток на Аппиевой дороге. Новая посетительница повела решительное наступление на Феллини.

Х у д ы ш к а. В общем, синьор Феллини, я видела все ваши фильмы, потому-то меня вам не провести... Мне понятно, что вы на самом деле думаете о женщинах... Они должны оставаться девственными... по крайней мере до...

Следующим является брюнет. Непринужденно обращаясь к Феллини, он при этом небрежно жестикулирует.

Б р ю н е т. Вы, синьор Феллини, автор стольких фильмов, среди которых "Прощай, Африка"⁶... А не думали ли вы сделать фильм, к примеру, с таким названием: "Прощай, сельское хозяйство"? (Словно престидижитатор, он вдруг выставляет стоявшего позади него сына, вращая его за плечи и представляя Феллини.) Я хотел бы познакомить вас с моим сыном Орландо... Это феномен своего рода: он поет, танцует и даже свистит, как дрозд... Покажи-ка, Орландо, дотторе...

Орландо имитирует пение дрозда.

Одетый почти с элегантностью, некий синьор при черных усах и с характерной крысиной мордочкой из мультфильмов без околичностей приступает к делу.

У с а т ы й. Я явился сюда не для того, чтобы сниматься в фильме, а по другому делу. Чтобы поговорить о картине крупного художника.

Ф е л л и н и (за кадром). И что же ты хочешь с ней сделать?

У с а т ы й. Я хочу ее продать.

Ф е л л и н и (за кадром). Но я не покупаю картины.

У с а т ы й. А я ее вам покажу.

Он достает из внутреннего кармана пиджака пакет с фотографиями картины, но в нерешительности не выпускает их из рук.

Ф е л л и н и (за кадром). А чья это картина?

У с а т ы й. Художника, что покрупнее Рафаэля.

Ф е л л и н и (за кадром). Кто же он?

У с а т ы й. Ммм...

Ф е л л и н и (за кадром). Кто же этот художник, что крупнее Рафаэля? А? Как его зовут?

У с а т ы й. Э-э-э...

С сигаретой во рту, Усатый медлит, сбитый с толку натиском Феллини.

Ф е л л и н и (за кадром). Как, ты говоришь, его зовут? Не слышу... Кто он?

У с а т ы й. Не могу вспомнить его имя...

Наступает очередь лысого синьора в белой маечке, что стоит с печальным видом...

Ф е л л и н и (за кадром). Когда ты мне понадобишься...

Тот с готовностью откликается, говоря плачущим голосом.

Л ы с ы й с и н ь о р. ...Я так несчастлив... видите, я потерял свои волосы... мне так нужен парик... для меня тогда все изменилось бы...

Ф е л л и н и (за кадром). А почему ты пришел ко мне?

Л ы с ы й с и н ь о р. Я знаю, что вы могли бы мне его сделать... (Он вытаскивает из кармана брюк пакет, достает из него клок волос и протягивает Феллини.) Вот такого цвета... А форма головы... точно такая, как у Джонни Дорелли...

В двери снова показывается Усатый, который с проворством предлагает.

У с а т ы й. А виллу с бассейном?.. В двадцати километрах от Рима?..

Ф е л л и н и (за кадром). Нет!..

У с а т ы й. Это потрясающая вещь. Оплата в рассрочку на пять лет...

Ф е л л и н и (за кадром). Не-е-е-т!..

У с а т ы й. Пожалеете.

Смирившись, он прощается и исчезает.

Ладная девица, похожая на служанку, безмятежно разглядывает Феллини, сидящего за письменным столом.

Ф е л л и н и (за кадром). Вы актриса?

С л у ж а н к а. Простите, я не поняла...

Ф е л л и н и (за кадром). Я спрашиваю, вы актриса?..

Комически утрируя светские манеры, она изрекает с напускной важностью.

С л у ж а н к а. Нет, я не актриса, но мне неоднократно давали небольшие роли на театре...

Красивая девушка-блондинка сидит на диване в офисе. Она жестикулирует и курит в манере вамп 30-х годов, обращаясь к Феллини заговорщическим тоном.

В а м п. Послушай, Федерико, тебе не кажется, что я подошла бы... ну... для чего-нибудь... в твоем фильме о Древнем Риме... где говорится... ну... о временах минувших?

Г о л о с в е д у щ е г о. Вечная старлетка...

В а м п. В общем... ну... в том самом... ну, я не знаю...

Оставив вамп, продолжающую разглагольствовать за кадром, камера -- точно сам Феллини выпустил ее из поля зрения -- фиксирует женщину экзотического вида, турчанку или черкешенку.

Ч е р к е ш е н к а. Вам не нужна танцовщица для танца со змеями? Или одни змеи? А может, вам нужен кто-то, говорящий по-арабски? А еще я очень хорошо готовлю.

В длинной панораме вдруг возникают служанка, вамп, черкешенка, облаченные в одеяния древних римлянок.

Черкешенка -- снова в современной одежде -- с уверенностью заключает.

Ч е р к е ш е н к а. Итак... именно я-то вам и нужна...

Сейчас очередь длинного юноши необычайной худобы, с рыжеватыми волосами. Он стоит посреди офиса, цепко сжав для упора руки, иначе б ненароком упал, настолько он худ.

Г о л о с в е д у щ е г о. А этот молодой человек, как раз он-то настоящий профессионал, с дипломом Академии драматического искусства, всерьез занимающийся театром. Сейчас он будет читать отрывок из пьесы.

Ф е л л и н и (за кадром). Только поскорее, пожалуйста, у меня нет времени...

Юноша движется по комнате, с мимикой, достойной актера самодеятельной труппы.

Х у д о й ю н о ш а. Бррррр!.. Какой мороз! Я весь дрожу!.. Как будто иду сдавать экзамен... К тому-то все и сводится -- надо решиться!

Без колебаний Феллини прерывает его.

Ф е л л и н и (за кадром). Ладно, я понял, понял... Сдается мне, что ты уже достаточно прочел... Молодец.

Церемонно раскланиваясь, юноша подходит к некоей блондинке; мы не успеваем ее рассмотреть, поскольку в дверь с шумом вламывается огромная бабища, которая радостно приветствует Феллини и садится рядом с ним.

Б а б и щ а. Чао, Федерико! Я знаю, что ты готовишься к фильму про древних римлян, а где ж тебе найти матрону лучше меня?!

Бабища продолжает разглагольствовать, между тем вступает голос ведущего.

Г о л о с в е д у щ е г о. Эта синьора говорит, что пришла не ради себя, но исключительно для того, чтобы показать двух своих сыновей.

Худой юноша продолжает говорить с дамой-блондинкой, очередь которой еще не подошла.

Двое тучных молодых людей, сыновья здоровой бабищи, начинают раздеваться, снимая с себя майки и напоказ надувая свои могучие бицепсы.

Б а б и щ а. Вот я и подумала о Ромуле и Реме...

Выступает, наконец, и загадочная дама-блондинка: это поэтесса. Она хорошо сохранилась, но вид у нее несколько зловещий, какой-то намыленный, как будто она подольше хотела бы оставаться молодой, с этим затейливым шиньоном на макушке -- вроде торта. Она пристально, нахохлившись, смотрит из-под челки.

П о э т е с с а. Я тут приготовила небольшое посвящение, исполненное самых теплых чувств, великому режиссеру Феллини, самому великому режиссеру всех континентов на Земле...

Ф е л л и н и. О-о-о-о-о!! Что за посвящение?

П о э т е с с а (за кадром). Это мое творение, изданное нашим великим издателем Капелли, содержит в себе все гуманистические и универсальные параметры...

Не слыша ни ответных реплик, ни вопросов Феллини, поэтесса столь же не-внятно суесловит и дальше, а камера, как будто это взгляд режиссера, переключается на двух крепышей-колоссов, которые все еще продолжают себя демонстрировать. Тощий юноша с неподдельным восхищением дотрагивается до бицепса одного из них.

Мать, весьма удовлетворенная, обращается к Феллини.

Б а б и щ а (перебивая поэтессу). Правда, красавцы, а? Один уже отслужил в армии... И оба они...

Ф е л л и н и (за кадром, перебивая ее). Хорошие ребятки... (Поэтессе.) Ну, хорошо, говорите, говорите...

П о э т е с с а (за кадром). Все гуманистические и универсальные параметры...

Женщина с ввалившимся лицом, довольно мрачного вида, в повседневном платье и накидке черного цвета на плечах, что-то говорит Феллини, пощипывая руки. Ее молящий голос и то, что она говорит, одновременно выказывают застенчивость и упрямство.

Появляется аккордеонистка.

А к к о р д е о н и с т к а. Синьор Феллини, я уже давно прихожу сюда, ведь для меня ваши фильмы -- то же самое, что и музыка... Я бы хотела, чтобы вы прослушали мои песни, прошу вас. Будьте так любезны, прошу вас...

Ф е л л и н и (за кадром). У вас с собой диск?

А к к о р д е о н и с т к а. Нет, у меня тут аккордеон.

Ф е л л и н и. Здесь?

А к к о р д е о н и с т к а. Да... (И направляется к дивану за аккордеоном.)

Ф е л л и н и (за кадром). Тогда давайте побыстрей...

Она водружает на себя аккордеон...

Ф е л л и н и. Не тяжело?

А к к о р д е о н и с т к а. Нет... (И возвращается к столу.)

Ф е л л и н и (за кадром). И как называется? Как называется песня?

А к к о р д е о н и с т к а (за кадром). "Где ж ты, фортуна?"

Затем она перемещается к доске с фотографиями так, что теперь мы видим ее всю.

Аккордеонистка принимается наигрывать патетическую мелодию, вначале печальную, а потом все более душераздирающую.

Марина с любопытством робко заглядывает в дверь, входит в офис и слушает.

Стоя посреди комнаты, исполнительница выводит припев песни.

А к к о р д е о н и с т к а. "Фортуна, если ты есть, я чаю заслужить от тебя проблеск света, который ты мне подаришь и не обманешь..."

Марина переглядывается с сидящим за кадром Феллини, пряча язвительную улыбку.

Аккордеонистка в тишине офиса продолжает свое пение, потом вдруг срывается на крик, граничащий с плачем.

А к к о р д е о н и с т к а. "Где ж ты, фортуна?!! Когда придешь?!!"

Офис внезапно заполняется одновременно говорящими людьми. Камера переходит из одного угла комнаты в другой, запечатлевая всех присутствующих. Это и девушка, протягивающая Феллини коробку с фотографиями. И кудрявая дылда, которая движется, словно манекенщица на подиуме. Здесь и здоровяк юнец в очках, которого будто распирает от водянки, со своим братишкой. Тут и нарумяненная маска пожилой синьоры, похожей на индюшку.

Г о л о с Ф е л л и н и. Со стороны все это может показаться циничным и жестоким, однако ж, напротив... Я испытываю огромное влечение ко всем этим чудакам-персонажам, что всегда снуют вокруг меня и сопровождают от одного фильма к другому... Все они немного чокнутые, и я это хорошо знаю. Говорят, что у них есть нужда во мне, корысть, но истина заключается в том, что мне самому они нужны... Их индивидуальность избыточна, смешна, непредсказуема, но она просто не может не взволновать...

Звуки аккордеона и голос Феллини сливаются с голосами людей, заполонивших комнату.

Медленный отъезд тележки с камерой вмещает в кадр всех персонажей, толпящихся вокруг Феллини. Кто-то сидит на скамейке в коридоре, за стенами офиса, сосредоточенный и молчаливый. Кто-то курит, расхаживая взад и вперед. Какой-то карлик удаляется в глубь коридора. Девочка-блондинка старательно повторяет танцевальные па, разучивая шейк.

Слова песни, исполняемой аккордеонисткой, что вырываются из-за двери офиса, доводят тяготящихся долгим ожиданием присутствующих до состояния подлинного уныния.

А к к о р д е о н и с т к а. "Где же ты, фортуна?"

В волнении, с которым не в силах совладать, исполнительница отворачивается, словно желая спрятаться.

Коридор возле офиса Феллини. "Чинечитта". Интерьер. День

В глубине узкого, слабо освещенного коридора выступают очертания какого-то гигантского существа, вышагивающего тяжело и размеренно.

Кто-то из сотрудников выходит из-за двери в коридор и зовет.

С о т р у д н и к. Синьорина Марина!

Г о л о с М а р и н ы. Да...

С о т р у д н и к. Зайдите-ка на минутку...

Появившись в коридоре, Марина сталкивается с гигантом, который останавливается, опираясь рукой о косяк двери, точно без этого ему не удержаться на ногах. Это тунисец ростом более двух метров, с нарочитым выражением страдания на лице.

М а р и н а. Я могу быть вам чем-нибудь полезной?

Г и г а н т. Синьорина, я мог бы поговорить с синьором Феллини?

М а р и н а. Минуточку!..

Она проходит по коридору впереди гиганта, время от времени неуверенно оборачиваясь к нему, затем скрывается в офисе Феллини.

Гигант наклоняется к камере.

Г и г а н т. Добрый день, синьор Феллини, есть у вас работа для меня в вашем новом фильме? (Чуть-чуть улыбается при этом.)

Павильон "Чинечитта". Интерьер. День

В короткой желтой тунике и красной накидке на плечах английский актер Мартин Поттер пробуется на роль Энколпия⁷.

Исполненный волнения, он ходит взад-вперед, отчаянно крича.

Э н к о л п и й. "Бездне земли не удалось меня поглотить. Не поглотило меня и море, которое готово было овладеть мной вместе с другими невинными жертвами. Я избежал правосудия. Мои руки запятнаны кровью. И вот я здесь в поисках прибежища, лишенный денег, изгой своего отечества, всеми покинутый".

Марина поднимается со своей скамеечки и подходит к английскому актеру, что-то спрашивает и записывает в свой блокнотик.

В отражении гримерного зеркальца мы видим кинокамеру, операторов и Феллини, которые снимают гримеров и парикмахеров, склонившихся над прическами двух актрис.

Одна из них в красной тунике и в обличье Мессалины разыгрывает сцену страсти -- она впивается глазами в гримера с выражением неутоленной чувственности.

Другая актриса, в желтой тунике, также несколько преувеличивая свою страсть, откидывает голову назад, нервно проводя руками по плечам и шее.

На этом кадре появляются финальные титры, идущие и на других планах кинопроб к "Сатирикону". Под звуки мелодии хоровода из "8 ¹/₂" по экрану проходит вереница молодых людей. Одни, ликуя и веселясь, целуются с Гитоном, другие в молчании шествуют перед камерой. Тут же Феллини, который делает рукой какой-то знак римскому сенатору, а затем сосредоточенно смотрит в глазок кинокамеры.

Музыка.

Перевод с итальянского и предисловие Валерия Босенко

¹ Fellini TV. Block-notes di un regista, I Clowns di Federico Fellini. Dal soggetto al film. Bologna, Capelli Editori, 1972.

² "Феллини о Феллини". М., 1988, с. 416.

³ Указ. соч., с. 82 -- 84.

⁴ Иди со мной!

⁵ Будем веселиться!

⁶ "Прощай, Африка" (1966) -- фильм Гуальтьеро Якопетти и Франко Проспери. -- Прим. переводчика.

⁷ Энколпий -- главный персонаж фильма "Феллини-Сатирикон" (1969) в исполнении того же актера. Далее цитируется начальный монолог героя, зачин самого фильма. -- Прим. переводчика.