Как объяснить Бориса Гребенщикова, Боба, БГ, лидера группы "Аквариум"? Для части поколения Гребенщиков - эпоха, пророк, и небожитель. Для других - инфантильный философ, так и не научившийся толком ни играть рок-н-ролл, ни писать стихи.

На одном московском выступлении Борис Гребенщиков поразил несвойственной актуальностью: давняя песня Вертинского "Я не знаю, зачем и кому это нужно...", возникшая в репертуаре Гребенщикова шесть-семь лет назад и ассоциировавшаяся с затухавшей афганской войной, теперь прозвучала трагически и, как ни ужасно, исключительно актуально. С этого и начался разговор в московском пристанище музыканта, на Пречистенке. Дом начала века, дух коммуналки, звуки и запахи кухни - интерьер соответствовал образу рок-музыканта.

- В нашем сознании рок-н-ролл - это "музыка протеста". Странное дело: сегодня, когда для протеста столько поводов, музыканты вдруг с головой ушли в разговоры о чистом искусстве - качестве звука, света, имидже и т.д. Эта размягченность не только раздражает - рок просто дискредитирует себя.

- За всех, конечно, нельзя сказать. - Но то же самое я почувствовал, когда пришел на ТВ на этот Новый год: разгул какой-то порнографии. В том смысле, что все вроде люди хорошие, все делают вид, что ничего с нами не происходит. Когда человек пытается таким образом врать и себе, и окружающим, он очень сильно подрывает основы своей личности. Я не Шевчук, я не буду с пистолетом гулять по ночным клубам и палить в потолок, но про себя знаю: такое ощущение, что живу в тени чего-то. А пока живешь в тени, происходит деградация. Думаю, что музыканты увлеклись погоней за внешним благополучием, даже растерялись немного. Это и немудрено: вот возьмешь газету - и вроде складно там все объясняется, вроде и не надо бороться. Пока читаешь га зету, все нормально, перестанешь - чувствуешь, нарыв ходит около сердца и не отпускает никак. Это старая православная традиция: чтобы изгнать демона, надо знать его по имени. Я до сих пор считаю, что "Наутилус" очень много сделал для России тем, что в песне "Скованные одной цепью" музыканты точно назвали заболевания общества, перечисляя их в каждой строчке - назвали беса по имени. Когда беса назовешь по имени, ему некуда деться: он не может не отозваться, не может не уйти. А мы сегодня закрываем на все глаза, не хотим имен называть. Вот вроде с Чечней разобрались, согласились - внутренний конфликт. Ни фига не конфликт: мы вырубаем собственных людей. Понятно, что симптом заболевания давний, ясно, что на 90 процентов это отмывание денег людьми, которые у власти находятся. Но деньги - одно дело, а когда из- за этого погибают тысячи мирных людей, молоденьких солдат - это преступление откровенное. И пока ты ничего не говоришь, ты с этим соглашаешься. Молчание - пассивное соучастие.

- Сегодня модно объяснять: чего говорить, мол, вообще все слова, как в вату уходят. Глас вопиющего в пустыне - никто не услышит, ничего не изменится.

- Кришна, который был, как я понимаю, не самым глупым человеком на земле, говорил по этому поводу: главное - это мотив, что тобой движет в том или ином случае. А плоды поступка - не твое дело. Подойди с чистым сердцем, сделай, что нужно, - и никогда не ищи результатов сделанного. Нужно говорить не потому, что это как-то откликнется, а потому, что ты не можешь не сказать.

- В вашей музыке последние несколько лет восточные мотивы настойчиво пытаются переплестись с русской мелодикой. На мой взгляд, выходят всего лишь стилизации. Притом, как бы ни была модна восточная философия, на российской почве она неестественна, все равно чужда.

- Это не стилизация по одной простой причине: я не считаю себя отдельным от остального народа, нет никаких оснований считать себя слишком умным, гренландцем или еще кем-то. Я русский. По большому счету, получаются народные песни, не потому, что я примазываюсь к народу, а потому, что я часть его и есть: то, что приходит в голову, - часть народного голоса. Что такое народная песня? Кто-то ее написал когда-то, забылся второй куплет, его додумали и т.д. В итоге через некоторое время к нам доходит измененная и уже народная песня. Так, например, происходит в шотландском фольклоре: мелодия может идти из средневековья, но нес каждые полвека пишут новые слова, потому что предыдущие все быстро забывают, а мелодию забыть жаль - хорошая. Мне отчаянно хочется не сидеть просто сидеть в академической народной музыке или в академическом рок-н-ролле, а заниматься сиюминутным, тем, к чему лежит душа непосредственно сейчас. Что касается восточных мотивов... Для меня рок-н-ролл и религия - вещи взаимозависимые и друг друга объясняющие. Когда я был еще мальчиком, безо всякого анализа мне было ясно, что рок - это правильно, а все остальное, что я вижу вокруг - неправильно. Я знал, что это мое. Потом появилось желание совместить ощущения, догадки с книжным опытом: что поводу моих проблем люди умные думают. И выяснилось, что европейская цивилизация по этому поводу в общем ничего не говорит; православие говорит много, но мне в пятнадцать лет понять это трудно. А вот старые китайцы или цзен-буддисты рассказывают все очень ясно и, главное, очень практично. И я стал играть рок, имея в виду эту философскую базу. В итоге тибетский буддизм оказался для меня объясняющим все. Это не значит, что вся Россия должна срочно бежать в Тибет: для русских православие гораздо ближе, понятнее, точнее. Но я вот такой урод: мне хочется знать, что со мной происходит, почему я делаю так и так, что будет дальше. В Тибете, куда мы с музыкантами мотаемся часто, живет достаточное количество умных людей, которые способны ответить на вопросы, в которых сам я разобраться не могу. Я спрашиваю у девяностолетнего старика, он отвечает: дело известное, сделай то-то и то-то. По приезде в Питер понимаю: он прав - в силу жизненного опыта, огромной культуры, которая за буддизмом. Но здесь еще одно. Мой учитель говорит: помни, если у тебя доброе сердце, если ты делаешь что-то другим, то ты буддист. Если ты делаешь все только для себя - ты не буддист, как бы ты не назывался, хоть далай-ламой.

- Мне кажется, все начиналось как раз с попытки привнести в советское передовое мышление культурное достояние Запада. Возникшие как бы параллельно "Зоопарк" Майка Науменко и "Аквариум" то ли соревновались друг с другом в адаптировании английских рок-н-рольных текстов, то ли вели корпоративную политику.

- Чтобы играть рок-н-ролл, нужно было поймать то самое настроение. Можно, конечно, просто перевести, но настроение терялось - у нас абсолютно другая культура. И чтобы добиться нужного эффекта, необходимо подобрать слова, по-особенному их расставить - при этом и играли мы похуже, и драйва не было, но ощущения от песенок стали возникать схожие. Мы с Майком специализировались на Бобе Дилане. Он придумывал мир, который жил по законам Дилана, я пытался чувствовать, как Дилан, описывая в песнях совершенно конкретных людей и события. Мы вместе с Диланом открывали, соревновались, кто напишет более дпинную песню.

- А зачем нужен был именно Дилан - герой иного мира, иной культуры?

- Настроение... Я понимал, что Окуджава, Клячкин, Высоцкий - это не то. Я чувствовал по-другому, иначе воспринимал девушек, жизнь... И единственная причина, по которой "Аквариум" стал так или иначе популярен, в том, что мы честно гнались за этим ощущением и его ловили все время. Что-то происходило в нашем мире, мы это чувствовали и были адекватными выразителями этого дела. Мы пели о том, что с нами происходит сегодня, и поем об этом до сих пор. Старое петь не интересно, надо писать новое. По-старому петь тоже нельзя, поэтому "Аквариум" то исчезал, то возрождался, то Гребенщиков пел один, то с "БГ-бендом". Поэтому я сегодня пишу песенки, которые смахивают на вальс, такие чисто российские - грустные и заунывные. Это настроение берется из воздуха: мне самому не нравится, меня выворачивает, когда исполняю, но все равно пою, ничего не могу поделать. Актуальный Гребенщиков, БГ - борец за справедливость... Не вяжется с образом пилигрима к святым буддистским местам, небожителя русского рока. На том концерте, перед Вертинским, Борис сказал что-то невнятное, что-то призывающее не сдаваться. Провожая до дверей, на прощание певец сообщил: что-то я там промямлил на концерте... Ничего, будем учиться говорить.

Николай Фохт

"Известия" 14 марта 1995

Фото: Аквариум