ольга дюрич //

// призрак чекалина

Доброе утро, Владимир Иванович! Итак, благодаря Вам, я стала просыпаться с чувством вины. Лукавая конструкция личной машины времени смутно переносит меня туда, где Ваше имя злословно выбито на похоронной плите нашей памяти. Та-да-да-да…

Пока фактов нет. Сплошные предположения. Попытаемся выдвинуть кое-какие тезисы. Возможно, я на заре напилась чаю, или заварила липу с ромашкой, хотя есть вероятность, что просто выдула остатки творожной сыворотки из холодильника и уселась читать. Это был … Юкио Мисима, или Ромен Гари, хотя, скорее всего Ришад Нури Гюнкетин - "Королек Птичка Певчая" :).

 

Однако, есть абсолютно обоснованная вероятность, что, не включая газа, не притрагиваясь к холодильнику, и, не открывая книги, я позвонила кому-то, скорее всего Маше и Сереже, а потом уже мудрой Тане, с которой мы часто ходили в гости по утрам. :=)

 
Маша и Сережа жили поблизости, и, на их кухонном столике круглосуточно дежурил чайничек - белый в голубых разводах, коричневый керамический с псевдоболгарской розой на бочке, желтый в яблоках, фарфоровый японский, с пастушками - деревенский, изящный чайник - балерина, в конце - концов, не чайник, а пол-литровая банка не с чаем даже, а чайным грибом. :-)
 

Вот видите, Владимир Иванович, я пытаюсь сохранить истинность в любом соблазне мысли затуманить положение вещей ненужными деталями.… В защиту могу сказать одно - чай в заварничке был всегда черный, густой, как нефть и один из демократических сортов. Это вовсе не значит, что, например, Маша не любила зеленый шанхайский, Сережа желтый цейлонский, их собака Джайна не теряла самообладание при виде цветочного каркадэ, а вторая собака Гнома всю свою песью жизнь только и мечтала, что о вишневых почках, залитых кипятком! Нет! Я пытаюсь воссоздать правдивую картину, несуществующего сейчас мира, при помощи теории вероятности, разве не это вы пытались в нас вдолбить, уважаемый Чекалин?!

 
Хотя, скорее всего, претензия моя не по адресу, конечно же, не этому, отнюдь не этому вы пытались нас научить, и пытались ли? Вы не читали на нашем курсе физику, математику, геологию или космонавтику, нет, вы преподавали нам философию, причем вопрос: "что это была за философия?" остается до сих пор открытым. К какому разделу можно отнести историю о походе с первой вашей любовью в пельменную? Или нет, вареничную! К натурфилософии, экзистенциализму, или, может быть, это было ничто иное, как неоплатонизм? Не исключено…. Конфуцианство, дзен, эпикурейство? Гастрономическая ли страсть привела вас туда, или глубокое чувство, зародившееся в голове, (сердце, гениталиях), или все-таки, нет, я, знаю правду… Вас привела туда, конечно же, любовь и какая! Не разноцветная, не двуполая, не садомазохистская и гомосексуальная… Вас привело туда совсем простое извращение - любовь к партии, иначе, зачем Вам было учиться на философском факультете, а потом, в будущем, стоя у сияющего в белизне абрикос окна, мечтательно поскрипывая, рассказывать своим жестоким третьекурсникам о туристической поездке в трамвае к вареникам размером с кулак?
 
И как вы думаете, чей это был кулак? Правильно, это был недюжий рабочий кулак, который при случае превращался в мозолистую руку, которая перелистывала вечерами тома Диалектики Материализма.… А как же! Ведь завтра экзамен! Вобла, ой, простите, Марья Египтовна Ноччь придет в больших линзах. Спросит, кого же вы, Володя, считаете исторической личностью? "Ленина!" - твердо ответите вы, и добавите, "А Гитлера нет". И через тридцать лет с наивной гордостью передадите нам свое сокровенное знание.
 
И у нас бывали экзамены, и мы не спали ночами. Могли что-то потреблять, обычно, сладкие ликеры, или дешевое вино, а иногда, о, вы не за что не догадаетесь, а иногда, даже и дорогое вино! И, кстати говоря, уже потом, через множество выпитых лет, мы уходили с чувством вины по утрам, как раз по поводу банановых квинтовских водок.
 
Мы давно их пропотели, а стекло закопали так глубоко, что сейчас не восстановить в памяти цвет и этикетку…
 
Как быстротечна жизнь… Шнапс, да и только.… И тут уж не избежать аргументов.
 
Мы с Танюхой встретились на остановке возле Юности. С ней сегодня Нюша - флегматичная черная терьерша, помешавшаяся на любви к своей хозяйке. Из Нюшкиной челки Таня создала потешную пальму прямо на макушке. Собака явно понимала, что ее украсили, поэтому кокетничала, вихляя задом и страстно вертясь перед нашими повисшими носами. Мы нервно похихикиваем, мельком вспоминая вчерашний вечер, и, говорим только о Светке - как ей все-таки непросто. Призрак Чекалина с нами, но материализовывать его пока не решились ни я, ни она.
 
Через полчаса мы добраемся до заросшего вишнями подъезда, в котором проживают Маша и Сережа, и как указывала тогдашняя действительность, целый выводок гугнивых старух. При определенных обстоятельствах, можно было бы старушек назвать бабушками - щебетуньями, или пожилым клубом общающихся женщин, но тут мой мозг выдает совершенно определенную характеристику - старухи были противны и по - нехорошему болтливы. Более того, свои диалоги они обильно сдабривали ненормативными словами.
 
Всего восемь ступенек, одна лестничная клеть и короткое нажатие визгливой кнопки. Собачий нестройный дуэт возникает где-то в глубине квартиры - и вот он, уже бьется сильной лапой в дверь, бухает и поскуливает, или молчит, потому что ушел за пивом, ошибочно думая, что цель прогулки - внеплановая забота хозяев о них, вислоухих.
 
"Ах, Гномочка!", - вопит Танька, хватая за бока подвижную дворнягу цвета соли с перцем. У них взаимные чувства. Ласковая гибкая Гнома похожа на Таню даже больше чем диковатая и пугливая Нюша, которая тут же всем своим прекрасно-нелепым телом забивается под кухонный стол.
 
Постоянство чайничка с ароматным дымком в этом доме - жидкий магнит всех сирых и замерзших, случайных прохожих и безденежных странничков, из тех, что возят с собой кораблики, как спичечный коробок, стоимостью, что твое обручальное кольцо и транспортными способностями не худшими, нежели у ковра-самолета.… Но не всегда так, мой дорогой Чекалин, ты если бы знал - тронулся, а может наоборот хорошо бы стало, ожил бы как от мертвой воды, а потом бы тебе поднесли водки, но ты же неизвестно во что веришь и в крокодила никогда не играл. А Кондратий играл, и здесь реально был - еще при жизни турецкого заварника из пластмассы и стекла. Он пил здешний черный напиток, нахваливал, поминая Муху-Цокотуху - именинницу, он салаты есть учил правильные - (банка сметаны, десять луковиц кольцами). И в эльфийские игры, летом в лесу, когда нас собралась добрая дюжина - худощавых, без намеков на неврозы, способных речку туда и обратно переплыть, а потом выпить ее, не икая…
 
Что делал в это время ты, Чекалин: собирал свои бутылки для строительства дачки, или зашторивал свежей прошлогодней газетой окно в мушинных точках?
 
А ведь вы с Кондратием штудировали один и тот же университетский курс, заглядываясь на модный в те годы девический типаж. Толстеть стали одинаково, брюзгнуть, неопрятные волоса распускать по плечам…
 
Так почему один рассказывает про Платона и похож на большого младенца - майка в кашке пузо обтянула, рот - добрый, смешной, репчатый душок за собой тянет, игры придумывает - словесные хороводы - не соскучишься. А другой, по весне нудно затянет, студентам на злую потеху, про вареники, вареничную, и про девушку, потом спохватится, и ну по хрущовому учебнику о вечном статусе коммунистической мумии. … А Танюха мне тихонько шепнет "Похоже, что встреча полов так и не состоялась, остался призрак юницы"… А я отвечу коротким ядовитым смешком, а потом еще на бумажке напишу "Ленин - агасфер мировой революции".
 
Почему у Кондратия библиотека - весь умный город пользуется, а ты в своей каморке общежитской кроме Маркса и Энгельса ничего не знаешь, ну разве что газетку почитаешь, в какую цыган тебе кильку завернул? А потом, после лекции волочешь свои расшнурованные ботинки, все смеются, глядя на тебя, а ты ничего не видишь и все что-то шепчешь…
 
Почему ты так живешь? А мы потом тебя обсуждаем за чайничком. А кто нальет горячего тебе?
 
Вот, Кондратий, зимой умер - мы все напились после похорон, не стали плакать, а просто крепко выпили коньяку и отправились танцевать на какую-то квартиру, так, словно бы день рождения и праздник, а не смерть человека, потому что были уверены - он сделал все, что мог, ровно столько, сколько сделал и плачет о нем мать-старушка и еще кто-то в Киеве, кого он ездил два раза в год навещать, и привозил оттуда книги. А твоя, Чекалин, семья непонятно где - стыдится твоего образа, кто и что ты, и, почему ты так неинтересен, почему так презираем и опущен?
 
Мы сидим за восьмым стаканом, и, у меня подергивается голова от чайного давления.Глубокие воды чая делают нас задумчивыми. Правильно ли мы противопоставляем, стоит ли тратить время и ради кого? Танюха задумчиво (осмысленно, отстранено, безучастно) постукивает керамической ложечкой о сахарницу. Если сейчас она поднимет голову и вспомнит про свою собаку - значит …
 
- Блин, вот колбаса-то, прихожу я с Нюшкой на работу - вахтер сидит - "Куды с псами, с псами-то нет, вишь тута вон написано!". - Хорошо, хорошо, говорю, я ее возле Вас к трубе привяжу, пусть посидит. "Э, нет, я собак боюся, у нас кошка, так бабка ее не любит, за ноги кусает!"… - Кто, бабка? "Кошка".
 
Значит, значит, значит.… Значит правильно - и все тут! Правильно не любим - не жалеем, пусть живет в своем паучьем логове, и строит будку в поле из пластмассовых бутылок, а то ему: "Здрасте, Владимир Иванович!". А он как взглянет из-под кустистого подлобья, дескать, нет ли здесь подвоха, и, не полетят ли сейчас приветственные камни, не замышляют ли вандалы разрушить замок и изнасиловать женщин? Вечно хмурое утро.… Вот Кондратий прожил жизненные день и ночь, а Чекалин, как поднялся однажды в студеную зимнюю пору дурным, так никакого потепления. Разве что, весной про вареники вспомнит. А они вроде как похожи - одно поколение, и в жилищах, и внешнем облике - неопрятное. Только Кондратий - грязноватый менестрель, а Чекалин - бомж - бомжом.
 
Я не выдерживаю и говорю Танюхе, что мне неприятно, что проснулась я в жесточайшей депрессии, что привидение нашего антиучителя преследует меня после вчерашнего визита в общежитие. Таня кивает. Меня подташнивает от смешанных жалости и отвращения. И подташнивает скорее слезами.
 
Сережа варит собачью еду, Маша возится с заваркой - им непонятен наш внезапный разговор. Тогда Танюха берется все пояснить и это уже доказательство.
 
"Мы зашли всего-навсего попросить у Светки парочку видеокассет, чтоб не соскучиться в дождливый вечер". - Какая Светка? - спрашивает Маша. И я рассказываю все на одном дыхании.
 
… На пятом курсе мы с Танюхой сидели на камчатке. Светкины белые косы маячили партой раньше. После окончания университета Светка превратилась в Светлану Ивановну, ошеломив научную общественность своими внешними данными.
 
Старый дом с лепниной духе соцреализма, расположенный в самом центре города служит общежитием доброй дюжине преподавательских семей. Там и скрывается наша белокурая королева.Прямо по коридору, ближе к женскому клозету, ютится Чекалин. Если зайти в туалет и выглянуть в окно, можно увидеть разрушенный театр и заплесневелые бока пятиэтажек. Где-то там, в пушистой середине тополей жил Кондратий. Пил водку, любил Василия Розанова и мальчуковых студенток, Таню нашу он сильно любил. Пятки чесал ей толстым пальцем - не противно, смешно. Пьяный Кондратий пьяной Тане почесывает пятки. Все персонажи рядом, под бочком. :) Вот мы, собственно, и пришли.

В сальном коридоре, как в большой коммунальной квартире - гигантские дуршлаги и медные тазы, в каких бабушки воду кипятили, прокопченная кухня с записками о дежурстве. Профессоров и доцентов, аспирантов и младших преподавателей в этом улье тьма тьмущая, и, напоказ вся картофельность их ужинов.

У забитой очистками раковины нас встречает хмельная Светка. - Уууууу, кто к нам пожаловал! Светка радуется, мы радуемся. Тут тоже чаи, но всегда в электрическом самоваре, и чаи редкостные - бергамотовые, смородиновый лист. А нам с Таней целый букет Молдавии! Светка - ужасная гурманка.

Там же Ольга - пьют водку, жестикулируя. Мимика оживлена - смешливы - вторая стадия опьянения. Мы не пьем, потому что некоторые из нас потом не смогут остановиться. Водка плещется в глубине светкиного сознания. Обычно чистый голубой взгляд сегодня илист, взмутнен. Тут Танюха, как бы невзначай спрашивает, а что же Чекалин, мы вот тут встретили его на кухне - жарил он там что-то пованивающее.
 
- Ах, Чекалин! - хохочет Светка. - Чекалин! Его соседки, красивые незамужние девки подначивают - что ж это вы так! Все время в одной и той же одежде ходите! Ну, знаете, он же так появляется, волочет шнурки по полу. От такого зрелища обычно прыскает в кулак даже принципиальная Каверзина, которая составляет графики дежурств. Так до сих пор и запущен, даже еще хуже, кажется, рубашку пять лет не стирал, а ведь дочка в городе, в квартире живет. И стесняется его, приходит иногда, когда стемнеет. Мне Каверзина на нее показала, вот, дескать, Владимир Иваныча дочка. Красивая такая, вся брюнетка. Ты, если бы ее увидела - не поверила, что чекалинский отпрыск. Вот, Ольга, она видела ее. Вчера. Скажи?
 
Ольга как-то неопределенно кивает, но улыбается - все это, при сильном желании верить Светке, расценивается как подтверждение.
 
- И вот я пошла вдоль по коридору, и не спрашивайте зачем, а на обратном пути вижу, идет мужчина в форме железнодорожника, фуражка набок, поэтому видно символику, идет впереди меня, чуть подволакивает ногу, но шагает довольно уверенно. Он сворачивает в кухню, а я пытаюсь открыть дверь своей комнаты, и тут слышу - наши общежитские бабенки раскудахтались, да так громко, да так сладкоголосо, что просто грех пройти мимо. Захожу, а там этот, в форме, а под формой - Чекалин. Бабы расхваливают его костюм, а громче всех Каверзина. "Ну, вы такой красивый, такие метаморфозы!". Чекалин, а до этого он улыбался, неожиданно сурово выдает: "Метаморфозы - это у Овидия, а у меня брат проводником в Сибири, обещал еще ботинки справить". И тут стало так тихо, даже вода в кранах испарилась. Чекалин повернулся, и, приглаживая бетховенский парик, с достоинством почапал к себе. Тут, только, я и опомнилась, крикнула вслед - "Всегда так ходите, Владимир Иваныч!".
 

Смех наш потряс люстру и потолок, нам стучали сверху партикулярные студентки. Небось УНТ учат.

У хмельных лица расплылись, как если смотреть в самовар. У трезвых от смеха проступили мимические морщины. Стало как-то некрасиво. Тем более что Танюха закашлялась в гомерической истерике, а правильнее будет сказать в овидийной. Поэтому я пошла на кухню, за водой.

 
В общаге высокие сталинские потолки и картонные стены. По коридорам снуют люськи - маленькие кошки, названные по имени их матроны - пятнистой Люси, а те, что котами рождаются - Люсьены. Можно посмотреться в медный таз и увидеть там розовый пельмень вместо лица. Светка говорит, в нем Каверзина готовит варенье и чистит таз песком. Танька предлагала украсть его и продать на рынке цветных металлов.
 
В таких химерических раздумьях подхожу к кухне, а оттуда фу - запах, как если бы жарили селедку. В чаду я не совсем замечаю лица человеческого существа, застывшего с крышкой над кастрюлей. Оно парное - дедморозовское, со вспученными волосами, глаза омертвело уставились в стену - за стеной громкий светкин голос "Чекалин, Чекалин!", кричит она, а Ольга и Танюха неистово ржут. Существо стоит в каплях пота на висках, роняя влагу прямо в кипящее крошево, взгляд его пуст, а на лацкане значок - два перекрещенных молоточка...
 
Вместо воды я принесла из кухни полный чайник душного и мизерабельного чеховского драматизма. Все сразу притихли. Танюха глотнула какого-то сока из холодильника, и мы довольно быстро ушли. По дороге я ей все рассказала, и от этого захотелось сложить голову на рельсы. И нам долго после этого не спалось.Какие оправдания мы не находили и как не строили синонимические ряды, призрак Чекалина нам являлся, и мы продолжали думать о нем оценочно, пытаясь понять, и принять, и снова не могли, и снова болели. Нам просто дался Кондратий, который умер, не оставив после себя иллюзий, а только библиотеку, которую благополучно разграбили друзья-мародеры. Чекалин жил и продолжал жить, но ему было пусто. Маша и Сережа добровольно подключились к нашим рефлексиям. Мы собирались у них, прячась за многочисленные чайнички и говорили обо всем на свете, но много недель сеанс полученной нищеты души гулко отзывался в наших впечатлительных сердцах.
 
Спокойной ночи, Владимир Иванович. Извините. И будьте здоровы!
Октябрь - ноябрь 2001

 

другие тексты ольги

на главную

в оформлении страницы использована работа сергея волкова <пыльные модели>

XL Gallery

 

общество смычки города и деревни 2000

 

Сайт управляется системой uCoz